Диалектика развития правовых систем предполагает одно­временное функционирование в любом обществе не только юри­дических ценностей, составляющих его (общества) правовую культуру, но и существование определенных негативных юри­дических явлений, процессов и состояний.

Не случайно поэто­му в многочисленных источниках, посвященных проблематике местного самоуправления, указывается как на позитивные, про­грессивные достижения в системе права, юридической практики органов муниципальной власти и т. п., так и на проявления юри­дической патологии (пробелы, нигилизм, ошибки, конфликты, противоправное поведение и др) .

В правовой науке указанным негативным явлениям посвяще­но большое число исследований, в которых они рассматриваются в рамках различных теорий: «теории социально-правовых откло­нений», «теории неправовой жизни», «теории теневого права», «теории деформации правосознания», «теории ЮО», «теории правонарушений» и т. д.

Безусловно, данные концепции вносят определенный вклад в развитие юридической науки. Наиболее же перспективным пред­ставляется культурологический подход к подобного рода фено­менам, который позволяет охватить все основные деструктив­ные элементы и связи реальной действительности (юридические антиценности) .

Изучение природы юридической антикультуры органов мест­ного самоуправления и разнообразных типов (видов и подвидов) ее проявления дает возможность выявить общие закономерности развития патологических процессов в системе муниципальной власти, условия и причины их возникновения, разработать мето­дику их предупреждения и устранения, грамотно организовать мероприятия по правовой пропаганде, юридическому воспита­нию и образованию.

Юридическая антикультура органов местного самоуправле­ния представляет собой антипод их правовой культуры. Поэто­му стремление отдельных авторов рассматривать противоправ­ное поведение (деятельность) и другие юридические аномалии в качестве атрибутивных свойств и элементов правовой культуры нам представляется методологически ущербным . Нельзя, ви­димо, и все социально-правовые отклонения рассматривать как
проявления юридической антикультуры. Дело в том, что отдель­ные их типы, виды и подвиды (юридические конфликты, риски, проявления нигилизма, неисполнение субъективных юридиче­ских обязанностей и т. д.) могут иметь определенную социаль­ную полезность (позитивность), на что в литературе указывают как отечественные (В. Н. Кудрявцев, Ю. И. Гревцов, К. Г. Федо­ренко и др.), так и зарубежные (Э. Дюркгейм, Л. Козер, А. Коэн и др.) авторы .

Юридическая антикультура органов местного самоуправле­ния зеркально отражает подавляющее большинство черт, при­сущих правовой культуре. Так, в юридической антикультуре проявляются в совокупности все юридические антиценности, об­разующие деструктивный пласт в муниципальном праве, право­сознании и юридической деятельности должностных лиц, депу­татов, муниципальных служащих и т. д. органов местной власти. Поэтому в самом общем плане этот феномен можно определить как совокупность юридических антиценностей.

Юридическая антикультура имеет конкретно-исторический характер и диалектически связана со всеми внутренними и внеш­ними, объективными и субъективными, экономическими и по­литическими, нравственными и религиозными, юридическими и иными конструктивными и деструктивными факторами, анализ которых позволяет более полно и всесторонне раскрыть ее обще­социальную и юридическую основу, закономерности возникно­вения, развития и проявления.

Это один из аспектов взаимоот­ношения юридической антикультуры с другими социальными явлениями.

Кроме того, сама юридическая антикультура негативно влия­ет на все сферы общественной жизни. Любые изменения в эконо­
мической и политической системах, социальной и духовной сре­дах, государственной и местной властях начинаются как карди­нальные «сдвиги» внутри юридической антикультуры, правовой и общечеловеческой культуры, как процесс противодействия и борьбы с антисоциальными юридическими взглядами, представ­лениями, теориями, знаниями, пробелами, ошибками и другими недостатками в муниципальном праве, правосознании и юриди­ческой практике, как результат разработки и настойчивого вне­дрения в любом обществе, субъекте Федерации, регионе, городе, поселении и т. п. наиболее перспективных и прогрессивных це­лей, справедливых и гуманистических ценностей и ценностных ориентаций.

Каждое негативное юридическое явление наносит либо мо­жет нанести определенный вред (социальный, материальный, моральный, физический и т. п.) законным интересам людей и организациям. Юридическая антикультура органов местного са­моуправления снижает эффективность и качество их функциони­рования, направлена на дезорганизацию и дестабилизацию обще­ственных и правовых отношений, всех сфер жизнедеятельности и коммуникаций их субъектов и участников.

Юридическая антикультура органов муниципальной власти представляет собой единство внутренних и внешних, объектив­ных и субъективных, нормативных и ненормативных, индивиду­альных и надындивидуальных, общесоциальных и иных сторон. Внутренняя, субъективная сторона юридической антикультуры работников ОМСУ выражается в дистантных (зрительных, слу­ховых и т. д.) ощущениях, восприятиях, представлениях, в па­мяти, которая кодирует всю собранную информацию, а также в ложно понятых или противоправных интересах, мотивах, уста­новках, способностях, внимании, воле, эмоциях, оценках, в при­нятии иррациональных мыслительных решений и т. д. Внешняя, объективная сторона юридических аномалий заключается в том, что все деформированные элементы психологического меха­низма поведения имеют определенное юридическое значение и оценку лишь тогда, когда они внешне выражены, объективиро­ваны в практических действиях и операциях конкретных людей.

Как верно замечают психологи, внутреннее побуждение челове­ка обычно реализуется через внешне наблюдаемую систему дей­ствий и поступков людей . Поэтому мы не согласны с теми авто­рами (В. В. Ткаченко, Р. А. Кузнецовым и др.), которые, напри­мер, юридический нигилизм, фетишизм (идеализм), догматизм и другие подобные феномены рассматривают лишь в качестве форм деформации обыденного и профессионального правосозна­ния (выделено нами. - Н. В.) .

Юридическую антикультуру можно рассматривать либо при­менительно к отдельным людям - должностным лицам местного самоуправления, депутатам, муниципальным служащим (инди­видуальный уровень), либо к их коллективам, организациям - ор­ганам местного самоуправления, структурным подразделениям этих органов и т. п. (надындивидуальный уровень).

Нормативный аспект юридической антикультуры во мно­гом определяется тем, какие нормативные и (или) ненорма­тивные регуляторы задействованы в конкретной социально­правовой ситуации . Как остроумно заметил американский криминолог А. Коэн, «делинквентная субкультура извлекает свои нормы из норм более широкой культуры, выворачивая их, однако, наизнанку» .

Кроме того, нормативность юридической антикультуры про­является в степени ее структурирования и организации, а также в отношении ее носителей (отдельных людей, их коллективов и т. п.) к соответствующим юридическим ценностям, нормативам и предписаниям.

Существенным признаком юридической антикультуры яв­ляется ее опасность для отдельных лиц, их коллективов и ор­ганизаций, государства и общества в целом. При установлении степени опасности следует учитывать тип (вид и подвид) юри­дической патологии (нигилистическое или циничное отношение к юридическим ценностям, пробел в праве или правосознании, преступление или проступок, юридический конфликт или риск, ошибку и т. д.), уровень противоправности (при ее наличии), юри­дические и иные социальные последствия, размер причиненного вреда, средства, способы, время, место и обстановку совершения юридических погрешностей, характеристику делинквента, его виновность (невиновность), личный юридический опыт или его отсутствие (знания - незнания, убеждения - предубеждения, уме­ния - неумения и т. п.), мотивации, установки, интересы и многие другие внутренние и внешние, объективные и субъективные, су­щественные и иные обстоятельства.

Многие деструктивные юридические явления, процессы и со­стояния (например, противоправная и ошибочная юридические деятельности) могут выступать в качестве юридических составов, т. е. служат основаниями возникновения (изменения и прекраще­ния) правоотношений, реализации мер социально-правовой защи­ты и юридической ответственности.

Всем патологиям, составляющим структуру юридической антикультуры органов местного самоуправления, присуща опре­деленная массовость, устойчивость, повторяемость при сход­ных внешних и внутренних, объективных и субъективных усло­виях развития общественной жизни. Это положение имеет важ­ное методологическое, теоретическое и практически-прикладное значение, поскольку позволяет прийти к следующим существен­ным выводам: противодействие различного рода деструктивным феноменам, минимизация юридической антикультуры органов и должностных лиц муниципальной власти, повышение уровня правосознания и правовой культуры последних, укрепление за­конности и правопорядка, способствующие стабилизации и даль­нейшему развитию в регионах экономической и иных социаль­ных систем, должны иметь не «спонтанный» и «сиюминутный»,
а комплексный, научно обоснованный, ресурсообеспеченный и долгосрочный характер.

Можно выделить и другие общие признаки, позволяющие раскрыть природу юридической антикультуры органов местного самоуправления. При этом следует обратить внимание на то, что существуют разнообразные ее типы (виды и подвиды), каждый из которых обладает не только общими, но и специфическими признаками, структурами, элементами содержания и формы, определенным уровнем дезорганизации общественных и право­вых отношений, характером юридических и социальных послед­ствий, степенью опасности и т. д.

Принципиально важным для уяснения сущности юридиче­ской антикультуры органов местного самоуправления, ее отдель­ных типов (видов и подвидов), средств и способов установления и устранения юридических недостатков является указание на то, что она, как и правовая культура, может иметь место в любых сферах муниципального образования и в любом элементе меха­низма правового регулирования общественных отношений как на

местном, так и региональном и федеральном уровнях.

Для муниципального права, например, характерны такие раз­новидности юридической антикультуры, как правовой вакуум, пробелы, противоречия, коллизии и другие аномалии.

Применительно к правосознанию должностных лиц и др. ра­ботников ОМСУ можно говорить о деформациях, присущих юри­дической психологии и идеологии, социально-психологическому механизму их поведения (виновных и невиновных, корыстных и бескорыстных, преследующих «свои» или «чужие» интересы, про­белах и противоречиях в юридических знаниях и навыках, непра­вильных оценках и интеллектуальных решениях, ложных идеях и понятиях, теориях и т. д.).

Нужно четко различать аномалии в правотворческой, право­реализующей и интерпретационной разновидностях юридиче­ской практики органов местного самоуправления. Юридическая антикультура здесь проявляется как в деструктивных аспек­тах юридической деятельности, так и негативном социально­правовом опыте.

Следует обратить внимание на то, что юридическая анти­культура находит выражение во всех институциональных эле­ментах юридической деятельности, а именно: в ее носителях (субъектах и участниках), их деформированных или противо­правных действиях и операциях, неграмотном, ошибочном или правонарушительном использовании соответствующих средств (техники), способов, методов и правил (тактики), неумении пла­нировать и прогнозировать свое поведение (стратегии), достиг­нутых негативных (ущербных, вредных и т. п.) юридических и иных социальных результатах, которые образуют антикультур­ный юридический массив.

Для юридической антикультуры также присущ своеобраз­ный негативный юридический опыт, который накапливается в процессе подготовки и издания нормативных правовых актов органов муниципальной власти, их толкования, реализации, на­пример, в правонарушительной, ошибочной и конфликтной юридических деятельностях. Он представляет собой комплекс «образцов» неграмотных, нецелесообразных, бесполезных и вредных антиправовых решений и т. д. Этот опыт как важней­ший компонент юридической антикультуры представляет собой коллективную надындивидуальную, социально-правовую па­мять, обеспечивающую накопление, систематизацию, хранение и передачу определенной информации (деструктивных знаний, умений, оценок, подходов, «эталонов» неправильного и правона- рушительного поведения, неграмотного использования средств и т. д.), позволяющую фиксировать и в определенной степени вос­создавать весь процесс юридической деятельности или отдель­ные его фрагменты.

Для любой юридической практики характерно самое разноо­бразное проявление юридической антикультуры. Это: «манипу­ляция» нормативно-правовыми предписаниями либо их «игно­рирование», правонарушения, неисполнение (злоупотребление) субъективных прав и субъективных юридических обязанностей, юридические ошибки и конфликты, иные социально-правовые отклонения и нарушения правопорядка.

В отечественной литературе слабо изучены противоречия, коллизии, ошибки, конфликты и другие аномалии в правотвор­ческой практике органов местного самоуправления, в интерпре­тационной и правоприменительной типах практики. Злободнев­ными являются проблемы устранения разнообразных недостат­ков и повышения качества в ходе реализации актов толкования и применения права. Весьма актуальными представляются вопро­сы предупреждения и устранения ошибок и конфликтов, а также многие другие проблемы, связанные с повышением эффективно­сти и качества деятельности органов местного самоуправления.

Исследование разнообразных типов, видов и подвидов юри­дической антикультуры органов местного самоуправления, с одной стороны, конкретизирует, а с другой - обогащает общую теорию юридической культуры и антикультуры.

Одним из феноменов юридической антикультуры современ­ного общества является ОЮД органов муниципальной власти. Поэтому ОЮД присущи многие признаки, характерные для юри­дической антикультуры. Но имеются, естественно, и специфи­ческие черты, отражающие ее (ОЮД) природу. К рассмотрению последней мы и переходим в следующей части нашей работы.

Типологию юридической антикультуры можно проводить по различным основаниям.

1. По их природе обычно выделяются правонарушения (противоправные деятельности) и юридические казусы , юридические конфликты , ошибки, пробелы и коллизии в праве и правосознании, злоупотребления субъективными правами и субъективными юридическими обязанностями, юридический нигилизм и фетишизм, догматизм и цинизм, инфантилизм и нигилизм, романтизм и др.

2. В зависимости от того, в какой правовой системе (семье) она существует, можно говорить о юридической антикультуре в рабовладельческом и феодальном, буржуазном и социалистическом обществе, в романо-германской и англо-саксонской, мусульманской и иных правовых семьях.

По данному критерию в качестве самостоятельной разновидности следует выделять юридическую антикультуру в национальной и международной (общей и региональной) правовых системах.

3. Важным критерием деления юридической антикультуры служит тот или иной элемент правовой системы (право, юридическая практика, правосознание). Для права, например, характерны такие разновидности юридической антикультуры, как правовой вакуум, пробелы, противоречия, коллизии и другие аномалии. Применительно к правосознанию можно говорить о деформациях, присущих юридической психологии и идеологии, социально – психологическому механизму поведения субъектов (виновных и невиновных, корыстных и бескорыстных, пробелах и противоречиях в юридических знаниях и навыках, неправильных оценках и интеллектуальных решениях, ложных идеях и понятиях, теориях и т.д.).

Нужно четко различать аномалии в правотворческой и правореализующей, интерпретационной и правосистематизирующей, судебной и следственной, нотариальной и других разновидностях юридических практик .

4. По ее носителям (агентам) можно выделять юридическую антикультуру индивидов (Смирнова, Сидорова и т.п.), социальных групп и слоев населения (например, пенсионеров и студентов), классов (например, рабочего класса), наций (например, французов) и общества в целом (антикультура российского общества). Особое место в этом ряду занимает юридическая антикультура должностных лиц , поскольку незнание и непонимание ими права, ошибочное его толкование, безграмотные юридические действия, использование негодных средств и методов подрывает не только авторитет самих должностных лиц, но и соответствующих органов власти, нарушает права и законные интересы граждан и их коллективов, снижает эффективность преобразований во всех сферах общественной жизни.

5. Можно выделять обыденный и теоретический типы (уровни) юридической антикультуры..

6. Особое внимание необходимо уделять разнообразным юридическим деформациям в профессиональной и непрофессиональной типах юридической антикультуры.

7. В любом обществе можно выделить массовую и элитарную правовую культуру. Первая может быть осмыслена как в позитивном, так и в негативном аспектах. Негативный смысл выражения «массовая правовая культура » или юридической антикультуры заключатся в том, что населению (отдельным лицам, социальным группам) прививаются примитивные юридические знания, представления и действия, которые приводят порой к «юридическому одичанию».

В элитарной правовой культуре, которой обладают обычно немногие юристы (ученые и практики), государственные, политические и общественные деятели, также можно обнаружить немало различного рода деформаций: ложных юридических понятий, идей, идеалов, предубеждений, установок, безграмотных действий.

8. Наряду с «гражданской » юридической антикультурой в любом обществе определенное место занимает криминальная (преступная и т.д.) субкультура.

9. По доминирующей роли в том или ином пространстве антиценностей следует выделять господствующую и подчиненную ей юридическую антикультуру. Подобная градация имеет особенно заметное и существенное значение при анализе массовой и криминальной антикультуры.

10. Все проявления юридической антикультуры по своим вредным результатам и последствиям различаются на социальные и юридические , ожидаемые и неожиданные , промежуточные или окончательные , основные и второстепенные .

11. По степени опасности для отдельных людей, их коллективов и организаций, государства и общества в целом можно разграничивать юридические аномалии на существенные и незначительные , особо опасные и другие.

12. По способам внешнего выражения нужно выделять юридические дефекты, выраженные в устной и письменной формах . Данные критерии служат основанием для разграничения их на явные и латентные .

13. В зависимости от причин их возникновения выделяют объективные и субъективные юридические аномалии, дефекты , обусловленные экономическими и политическими, социальными и демографическими, духовными и организационными, юридическими и иными причинами (условиями).

14. По возможности (необходимости) устранения бывают устранимые и неустранимые юридические деформации.

15. По степени завершенности девиантного юридического поведения нужно выделять оконченные и неоконченные правонарушения, юридические конфликты и другие разновидности юридической антикультуры.

16. Все изъяны в правовой системе общества можно разграничить на типичные и нетипичные . Типичными считаются наиболее распространенные дефекты, характеризующиеся обобщенными чертами. К нетипичным относятся такие юридические аномалии, которые необычны для той или иной сферы жизнедеятельности, имеют значительное своеобразие, стоящие особняком в юридической антикультуре.

17. В зависимости от того, какие по своей природе юридические предписания «игнорируются» субъектом, можно выделить юридические погрешности, связанные с нарушением национальных и международных, материальных и процессуальных, нормативно-правовых и интерпретационных, индивидуально-конкретных (например, правоприменительных, договорных) и других предписаний.

18. По времени появления можно различать первичные (первоначальные ) и последующие (вторичные) юридические деформации.

19. Юридические погрешности могут носить технический (описка в акте применения) и содержательный (изменение в решении суда показаний свидетелей, подсудимых и других участников процесса) характер.

20. В зависимости от сферы общественной жизни, где они обнаруживаются, необходимо выделять юридические погрешности (например, деликты) в экономической и политической системах, социальной и духовной среде, государственном управлении и осуществлении правосудия. Если брать вышеуказанные критерии в более широком смысле, то важное теоретическое и практическое значение имеет разграничение юридических аномалий, присущих частной и публичной сферам жизнедеятельности.

Можно рассматривать, видимо, и другие типы, виды и подвиды юридической антикультуры (мгновенные и длящиеся, оспоримые и неоспоримые ). Все они в той или иной степени характеризуют определенные ее особенности, обусловливают средства и методы их установления, предупреждения и устранения.

52 Понятие, состав и виды правонарушений

Похожая информация.

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:

100% +

Глава III
Юридическая безответственность – сущностная сторона статусно-ролевой части правовой антикультуры

3.1. Понятие правовой антикультуры субъектов права

Правовая антикультура проявляет себя только при ценностном подходе к правовому пространству в социальном смысле. Как свидетельствует философская наука, научная теория ценности начала складываться только в Новое время, после того, как «решающий шаг к ней сделал Кант, он “развел” истину, красоту и благо, истиной занимается рассудок, а ценностью, так посчитали последователи Канта, разум, точнее, разумная воля. К XX в. сложились все условия для развития учения о ценности»138
Канке В. А. Основы философии. М., 2001. С. 134.

И в двадцатом столетии философы буквально всех основных направлений – и феноменологи, и герменевты, и аналитики, и постмодернисты, и т. д. – проблему ценностей выдвинули на первый план. Важно то, «что во всех современных философских направлениях ценность понимается одинаково, по крайней мере, в одном отношении.

Ценность – это интерпретационный конструкт… Ценность – это интерпретация, в которой субъект выражает свои предпочтения».139
Там же. С. 134.

Эти предпочтения выражаются в оценках. Например, ценность ответов учащихся преподаватель может оценивать по пятибалльной либо по процентной системе, в зависимости от того, как принято в конкретной стране. Однако на практике при определении ценности тех или иных факторов зачастую успешно обходятся только двумя оценками: зачтено – не зачтено, хорошо – плохо, прекрасно – безобразно, добро – зло и т. д. Когда в 60-70-е гг. прошлого века в сфере исследования отечественных философов с позиций теории ценности оказались все общественные явления, положительные, способствующие прогрессу общества (свобода, справедливость, непримиримость к насилию, ответственность и т. п.), были отнесены к культурным, а те, что препятствуют общественному прогрессу – стяжательство, взяточничество, культ силы, безответственность, преступность и т. п. – к антикультурным.

В те же 60-70-е гг. прошлого столетия вслед за философами и юристы, воодушевленные переходом страны от сталинского тоталитарного режима к демократии, которая была невозможна при старых правовых порядках, обратились к изучению правовых культурных ценностей. Л. С. Галесник, пожалуй, первым в советской юридической науке обратил внимание на большое значение правовой культуры народа для демократизации всей правовой сферы жизни общества. Вскоре в исследование правовой культуры, ее понятия, содержания, форм выражения, роли в общественном развитии и т. д. включились и многие другие ученые-юристы. В дальнейшем внимание к феномену правовой культуры было постоянным. Но его усиление произошло в связи с задачей построения правового государства. Проблемам правовой культуры на сегодняшний день посвящены многочисленные научные статьи и монографии, а также кандидатские и докторские диссертации. Видимо, вполне оправдано, что отечественная юридическая наука своим детальным исследованием правовой культуры – этого мощного правового инструмента формирования гражданского общества и правового государства – обеспечивает тем самым ее эффективное практическое использование. Но вместе с тем правовая культура затмила собой прямо противоположный правовой феномен, свой антипод – правовую антикультуру. Это весьма сложное и широко распространенное в современном российском правовом пространстве явление явно незаслуженно обойдено вниманием нашей юридической науки. Только отдельные формы правовой антикультуры исследуются некоторыми учеными, и притом весьма автономно. Больше других форм был изучен правовой нигилизм. Комплексного же исследования правовой антикультуры как системного правового общественного явления в юридической науке на сегодняшний день нет. Настоящей работой мы попытались положить начало заполнению этого научного пробела.

На наш взгляд, исследование правовой антикультуры в любом правоорганизованном обществе актуально всегда. Она серьезно дезорганизует правовую жизнь не только отдельных субъектов права, но и всего общества в целом, «разъедая» его правовую культуру. Правовая антикультура структурно зеркально противоположна правовой культуре. Составляющие их элементы будто содержат противоположные заряды «+» и «-». Полностью устранить правовую антикультуру из жизни общества невозможно в принципе. Пока человечество нуждается в праве, правовой культуре, ее вечным спутником, антиподом останется правовая антикультура. Если обходить ее вниманием и не вести с ней серьезной научно организованной, целенаправленной и централизованной борьбы, то правовая антикультура может достичь угрожающих размеров, что мы и наблюдаем в современном российском правовом пространстве, где она наносит огромный вред строительству гражданского общества и правового государства.

Эффективная борьба с правовой антикультурой (сведение к предельному минимуму) возможна, если, во-первых, мы поймем своего противника, выясним его природу и сущность, содержание, структуру, формы выражения в различных сферах правовой жизни, а во-вторых, овладеем искусством перевода его структурных элементов из отрицательных в положительные.

Правовая антикультура есть «живое», человеческое явление. Она живет только в дефектном правовом сознании и неправомерном поведении субъектов права, действующих именно в данное время и в данном правовом пространстве. Живет до тех пор, пока неправомерно действуют субъекты права – носители правовой антикультуры данного исторического типа. С уходом с исторической арены того или иного общества, действующего на основе определенного типа права, закономерно уходят и правовая культура, и правовая антикультура данного типа – именно вследствие того, что исчезают субъекты данного типа права, их создатели и носители, обладавшие определенным уровнем правовых знаний либо незнания, правовых умений, навыков либо не приобретшие достаточных правовых навыков и умений, сформировавших либо не сформировавших в полной мере свою правовую убежденность, а следовательно, совершавшие правомерные либо неправомерные действия.

Правовая антикультура имеет две стороны, неразрывно связанные между собой и обусловливающие друг друга: внешнюю – видимую и внутреннюю – невидимую. Внешняя, видимая сторона правовой антикультуры – это неправомерное поведение субъектов права, а невидимая ее сторона находится внутри правосознания последних в форме не сформированных правовых знаний, правовых предубеждений, мотивирующих и направляющих их неправомерную деятельность. Невидимая, находящаяся в правосознании субъектов права часть правовой культуры, а равно и правовой антикультуры, непосредственно не оказывает влияния на окружающих именно вследствие невидимости для окружающих как наличия правовых знаний, так и их отсутствия или неполноты, как правовой убежденности, так и правовой предубежденности субъектов права. И только через свою внешнюю, видимую окружающим сторону – через неправомерное поведение – правовая антикультура обнаруживает себя, делается доступной для непосредственного восприятия окружающих, их оценки и соответствующего реагирования. Правовая антикультура субъектов права через их неправомерное поведение, разрастаясь в результате подражания ей людей с низким уровнем правовых знаний и умений, недостаточно сформированной правовой убежденностью, несет в общество правовую десоциализацию. Об этом речь пойдет ниже (см. 4.1).

Во-вторых, правовая антикультура, как и правовая культура субъектов права, может быть материализована и выражена в тех или иных предметах. К примеру, правовая антикультура законодателя материализуется в публикуемых им неправовых законах либо неправовых прецедентных судебных решениях и т. д.; правовая антикультура ученого-юриста выражается в форме научной статьи, монографии на правовую тему нигилистического характера, в виде проекта нормативного неправового акта и т. и.; правовая культура рядовых граждан опредмечивается в письменных неправомерных договорах (на папирусе, бересте,

как в древности, а теперь – на бумаге, дискетах, дисках и т. д.), в письмах депутатам законодательных собраний с предложениями принять какие-либо новые популистские правовые нормативные акты либо изменить и дополнить уже существующие и т. и. Произведенные на свет субъектом права предметы правовой антикультуры сейчас же начинают «жить» своей самостоятельной жизнью, наряду с его «живой» правовой антикультурой, оказывая самостоятельное воздействие на правовую жизнь общества, причем, возможно, даже не то, на которое рассчитывал их создатель. А в ряде случаев предметы правовой антикультуры служат передаточным средством воздействия правовой антикультуры одних субъектов права на правовую культуру других. Таким образом, прежде всего через свои предметы (правовые противозаконные нормативные акты, акты правоприменения и т. д.) правовая антикультура общества оказывает воздействие на субъектов индивидуальных и групповых правовых культур.

Важно заметить, что предметы правовой антикультуры, как и правовой культуры, как было показано выше (2.1) могут действовать, оказывать влияние в той или иной мере не только «при жизни», но и после «смерти» их создателей и носителей – индивидуальных и коллективных субъектов права.

Правовая антикультура в правовом пространстве любого общества многолика. Она принимает различные формы. В нашей юридической науке, видимо, именно по этой причине правовая антикультура как целостное явление, противостоящее правовой культуре, не исследовалась. Правовая культура по-прежнему изучается в отрыве от правовой антикультуры, хотя в реальности они по отдельности не существуют.

В последние годы в юридической науке были исследованы такие явления, как правовой инфантилизм, правовой дилетантизм, теневое право, правовая демагогия, правовой нигилизм, и др., однако рассматриваются они в отрыве от своего родового понятия «правовая антикультура», что, естественно, дезориентирует не только ученых-теоретиков, но и практиков, участвующих в борьбе с этим правовым недугом. Все вышеназванные правовые явления на самом деле – формы выражения правовой антикультуры субъектов права, а потому у них масса общих черт и бороться с каждым из них по отдельности неразумно. Следует внедрить программу минимизации правовой антикультуры в целом в правовом пространстве страны. Кратко рассмотрим и сопоставим содержание указанных выше конкретных форм правовой антикультуры.

Правовой инфантилизм характеризуется неполнотой требуемых правовых знаний, несформированностью твердых положительных правовых установок при личной уверенности субъекта права в обладании глубокими правовыми познаниями.

Правовой дилетантизм – небрежное отношение к праву, правовым ценностям, вызванное не умыслом на достижение противоправных целей, а отсутствием достаточных правовых знаний.

Правовая демагогия есть разновидность социальной демагогии, связанная с общественно опасным противоправным обманным намерением субъекта права эффективно воздействовать на правовые чувства, знания и действия доверяющих ему людей и сформировать у них ложные односторонние либо грубо извращенные представления о правовой действительности для достижения собственных порочных корыстных целей, обычно скрываемых под видом заботы о пользе народа и благосостоянии государства.

Правовой идеализм (фетишизм) заключается в незнании природы и сущности права, вследствие чего преувеличиваются его регулятивные возможности, его влияние на жизнь общества.

Правовой нигилизм – наиболее опасный и широко распространенный в современном правовом пространстве феномен.

Термин «нигилизм» происходит от латинского слова «nihil» – «ничто», «ничего». Нигилизм означает крайне негативное отношение к любым общепринятым социально необходимым ценностям; решительно отрицая эти ценности, нигилизм не выдвигает никаких позитивных программ. В зависимости от содержания отрицаемых ценностей различают нигилизм нравственный, политический, правовой и т. д. Н. И. Матузов обратил внимание на то, что при анализе нигилизма следует иметь в виду: не всякое отрицание чего-либо в обществе есть нигилизм. Нигилистическое и диалектическое отрицания – разные вещи, последнее шире первого140
Матузов Н. И. Правовой нигилизм и правовой идеализм как две стороны «одной медали» // Правоведение. 1994. № 2. С. 4, 22.

Сопоставление отрицания нигилистического и диалектического принципиально важно, поскольку дает более глубокое понимание нигилизма, что, однако, не в полной мере удалось вышеупомянутому автору. Нигилистическое и диалектическое отрицания, на наш взгляд, различаются не по широте охвата, а по характеру отрицаемого. Диалектическое отрицание призвано устранить устаревшее, отжившее, сохранить и развить все положительное в общественной жизни, а нигилистическое отрицание не признает объективно и абсолютно необходимые в существующих условиях социальные ценности. К примеру, анархисты отрицают государство и право в социально противоречивом, неоднородном обществе, хотя без них оно окажется нежизнеспособно.

Будучи разновидностью социального нигилизма, правовой нигилизм отрицает исторически необходимое данному обществу право, не признает его социальной ценности и проявляется в негативно-отрицательном, неуважительном отношении ко всему правовому – праву, законности, правопорядку и т. д. Он не сопряжен с позитивной программой совершенствования какой-либо сферы общества, следовательно, несет в себе лишь разрушительное начало. Таким образом, правовой нигилизм принципиально отличается от конструктивной критической оценки несовершенных сторон функционирующих правовых систем. В соответствии с вышеизложенным мы не можем согласиться с выводами К. Г. Федоренко «о позитивности правового нигилизма» и о том, что «чем выше уровень правового нигилизма, тем динамичнее право»141
Федоренко К. Г. Правовой нигилизм: Автореф. Дис…. канд. юрид. наук. Н Новгород, 2001. С. 7.

Изложенными в кандидатской диссертации, посвященной правовому нигилизму.

«Впервые в отечественном правоведении, – пишет он, – на базе наиболее общих онтологических свойств, с учетом реалий современности, выдвинута и обоснована гипотеза о позитивности правового нигилизма как непосредственной характеристики ценности (полезности) права для общества, интерпретационной и правоприменительной деятельности органов государственной власти и местного самоуправления, их места и роли в жизни социума. Позитивность определяется и тем, что правовой нигилизм предстает как специфический социальный ориентир, указывающий вектор ведущих негативных тенденций в юридической сфере, без которого становится затруднительным поиск погрешностей и изъянов права, неосуществимыми оказываются многие направления его совершенствования»142
Там же.

И несколько ниже следует одно из более конкретных положений, разъясняющих вышеприведенные общие соображения автора: «Несовершенство норм права, отражающееся в нигилистической оценке, является источником, мотивом и двигателем поисков новых юридических конструкций»143
Там же.

По сути дела, К. Г. Федоренко правовой нигилизм рассматривает как отрицание несовершенных, некачественных правовых явлений в действующей правовой системе страны, а не как отрицание самого права как жизненно необходимой ценности. У него термин «правовой нигилизм» наполняется иным содержанием, отличным от общепринятого в отечественной науке. «Под правовым нигилизмом принято понимать, – отмечает Л. А. Морозова, – негативное или скептическое отношение к праву вплоть до полного неверия в его возможности решать социальные проблемы»144
Морозова Л. И. Теория государства и права. М., 2003. С. 263.

Еще более развернутое определение: «Правовой нигилизм – разновидность социального нигилизма, его сущность в общем негативном отрицательном, неуважительном отношении к праву, законам, нормативному порядку, а с точки зрения корней, причин – в юридическом невежестве, отсталости, правовой невоспитанности основной массы населения и др.»145
Соловьев Э. Ю. Правовой нигилизм и гуманитарный смысл права // Квинтэссенция: Философский альманах. М., 1990. С. 270; О томже см.: Туманов В. А. О правовом нигилизме // Советское государство и право. 1989. № 10; Он же. О юридическом нигилизме //Пульс реформ. Юристы и политологи размышляют. М., 1989; Он же. Правовой нигилизм в историко-идеологическом ракурсе // Государство и право. 1993. № 8.

На наш взгляд, совершенствовать правовую систему, постоянно приводить все ее элементы в более качественное состояние способны только люди, обладающие достаточно высоким уровнем правовой культуры и минимумом правовой антикультуры, снижающей качество правовой жизни общества. Предельно негативным видом правовой антикультуры, как сказано выше, является правовой нигилизм, отрицающий саму ценность права.

Сопоставление содержания таких правовых явлений, как правовой инфантилизм, правовой дилетантизм, правовая демагогия, правовой идеализм, правовой нигилизм (возможны, видимо, и другие), ярко показывает нам их существенное единство в главном. Все они базируются на незнании права, правовых заблуждениях, несформи-рованности твердых правовых убеждений (установок), непонимании ценности права для личности и общества. Все они – свойства определенных субъектов права.

Правовая антикультура во всех разновидностях по своему содержанию и структуре является антиподом правовой культуры.

3.2. Структура правовой антикультуры: деление ее на общую и статусно-ролевую

Правовая антикультура субъектов права имеет двухуровневую структуру, которая определяется, как и их правовая культура, двусторонностью действующего права – права объективного и права субъективного. Право объективное, что давно установлено наукой о праве, с одной стороны, не может существовать без права субъективного и наоборот – они пронизывают друг друга, с другой стороны, каждое из них имеет свою особую природу и назначение в правовом регулировании общественной жизни людей. И поскольку антиправовая культура субъектов права, как и их правовая культура, «живет» в обеих сторонах действующего права, содержание ее объективно делится на две основные части. Первая часть правовой антикультуры – это общая ее часть, которая «живет» в антиправовой деятельности субъектов права в сфере объективного права, а вторая – статусноролевая часть антиправовой культуры – предстает перед нами в образе аниправовой деятельности субъектов права в процессе реализации ими своих статусно-ролевых субъективных юридических прав и обязанностей. Каждая из указанных частей правовой антикультуры имеет свое непростое содержание. Рассмотрим их по порядку.

Оно состоит из трех элементов: 1) незнание субъектом права объективного права либо дефектность этих знаний; 2) его правовая предубежденность; 3) его социально-антиправовая пассивность либо активность.

Первый элемент общей части правовой антикультуры - незнание субъектом объективного права либо дефектность его знаний – кладет начало общей части правовой антикультуры субъекта права. Незнание объективного права субъектом права не значит, что он не знает всех его норм. Знать их всех в принципе невозможно, а главное – никому не нужно. Правовая антикультура субъектов права базируется на незнании ими природы, сущности объективного права, на незнании и непонимании ценности права не только для общества, в котором они живут, но и лично для каждого из них. Субъект права довольствуется главным образом обыденным правосознанием. Он не может соотнести гарантированность своих субъективных юридических прав с общей эффективностью объективного права в стране; осознать одинаковую личную ценность своих субъективных юридических прав и своих субъективных юридических обязанностей; знать принципы объективного права и правила пользования ими в правовой жизни; пользоваться официальными источниками права; осознанно ориентироваться в правовом пространстве общества, используя его «юридическую карту».

Второй элемент общей части правовой антикультуры субъектов права – их правовая предубежденность в объективном праве. Правовая предубежденность субъекта права в объективном праве служит субъективной причиной его незаинтересованности в познании содержания данного права. Правовая предубежденность по сути есть центральное звено правовой антикультуры субъекта права. Она имеет сложное содержание, которое включает в себя три компонента: рациональный, эмоционально-чувственный и волевой. Рациональный компонент – это усвоенные субъектом права с помощью своего обыденного правосознания искаженные смысл и значение объективного права не только для общества, но и для него лично. Но напрямую рациональный компонент не способен руководить поведением субъекта, его содержание должно получить эмоционально-чувственное закрепление. Эмоции человека, как было сказано выше, мотивируют, организуют и направляют восприятие, мышление и действия человека. Они руководят его мыслительной и физической деятельностью. В зависимости от степени желательности или нежелательности вызываемых правовыми эмоциями социальных последствий их делят на положительные и отрицательные. В правовом предубеждении субъектов права большую роль играет отрицательная эмоция интереса к объективному праву. Сформировавшись в предубеждении правовой антикультуры субъекта права, она сдерживает и развитие его положительных правовых знаний, и его социально-правовую активность. Так, к примеру, российский предприниматель с высоким уровнем правовой антикультуры будет проявлять эмоциональный интерес к познанию объективного российского права, определяющего его правовую статусную роль, чтобы отыскать в нем пробелы и противоречия, а затем использовать их в своих противоправных целях. Этот повышенный отрицательный правовой эмоциональный интерес будет подталкивать субъекта и к изучению противоправного опыта других предпринимателей, безнаказанно попирающих действующее право.

У правового нигилиста правовая предубежденность сводится к слепой вере в никчемность юридического права вообще. Правая предубежденность завершается волевым решением субъекта права отрицательно относиться к праву, к его познанию и использованию. Она таким образом вызывает к жизни видимую – третью часть правовой антикультуры субъекта права – его правовую пассивность и социально-антиправовую активность.

Третий элемент общей части правовой антикультуры субъектов права делает возможным ее обнаружение, измерение и планирование видов и мер ее минимизации. Например, антикультура современных российских субъектов правотворчества, выразилась как в их правовой бездеятельности – в неустранении непростительных пробелов в праве, противоречий между законами и подзаконными актами, потерявших юридическую силу нормативных правовых актов и т. д., так и в их антиправовой деятельности – в принятии популистских законов, создании антиконституционных нормативных актов, правовых нормативных актов с существенными нарушениями правовых языковых норм, в принятии правовых нормативных актов с серьезными дефектами правовых норм, например, создание законов прямого действия с нормами права, лишенными свойства формальной определенности, и т. д.

Б) Структура статусно-ролевой части правовой антикультуры субъектов права

Она, подобно их правовой культуре, носит двусторонний характер в силу двусторонности статусно-ролевых правоотношений. Как показано выше (2.2), субъект права, оказавшись в той или иной статусной роли в правоорганизованном обществе, наделяется субъективными юридическими правами и обязанностями, аналогичными тем типовым безличным юридическим правам и обязанностям, которые нормативно установлены законодателем для данного социального статуса, роль в котором занял данный субъект. Но в обществе не существует совершенно изолированных статусов, они обязательно соотносятся друг с другом статично через безличные юридические права и обязанности, образуя общие безличные правоотношения, а динамично – через субъектов права, занявших роли в социальных статусах, находящихся в общих безличных правоотношениях. И ни один из субъектов права не сможет воспользоваться своими ролевыми субъективными правами без исполнения (соблюдения) своей субъективной юридической обязанности субъектом права, находящегося в роли сопряженного социального статуса. В статусно-ролевых относительных правоотношениях правообязанным выступает персонифицированный субъект права, а в абсолютных – безымянный, т. е. все правообязанные субъекты абсолютных личностных (статусно-ролевых) правоотношений обязаны соблюдать свое важнейшее юридическое должествование: не чинить препятствий использованию управомоченным лицом своего правомочия – «права-поведения».

Статусно-ролевая антикультура субъектов права в использовании ими правомочий своих субъективных прав проявляется в разнообразных дефектах использования тех или иных этих правомочий, что составляет внешнюю сторону их статусно-ролевой антикультуры, которую условно мы называем – правомочной. Дефективная деятельность субъектов права по исполнению (соблюдению) ими своих статусно-ролевых субъективных юридических обязанностей выражает вовне их вторую – правообязанную сторону статусно-ролевой части правовой антикультуры. Рассмотрим подробно содержание каждой стороны статусно-ролевой правовой антикультуры субъектов права.

Диалектика развития правовых систем предполагает одновременное функционирование в любом обществе не только юридических ценностей, составляющих его (общества) правовую культуру, но и существование определенных негативных юридических явлений, процессов и состояний (неправа, пробелов в праве, юридического нигилизма, ошибок, конфликтов, противоправного поведения и других юридических патологий). Последние рассматриваются в литературе в рамках различных теорий: «теории социально-правовых отклонений», «теории неправовой жизни», «теории теневого права», «теории деформации правосознания», «теории юридических ошибок», «теории правонарушений» и т.д.

Безусловно, что все указанные концепции вносят определенный вклад в развитие юридической науки. Наиболее же перспективным представляется, на наш взгляд, культурологический подход к подобного рода феноменам, который позволяет охватить все основные деструктивные элементы и связи правовой системы (юридические антиценности), а также исследовать их комплексно с помощью универсальной (логической, лингвистической, философской), общей (экономической, политической, социологической, психологической, этической, математической и т.д.) и специально-юридической методологии. Кроме того, изучение природы юридической антикультуры (далее – ЮАК) и разнообразных типов (видов и подвидов) ее проявления позволит выявить общие закономерности развития патологических процессов в правовой системе любого общества, условия и причины их возникновения и функционирования, разработать общетеоретическую методику их предупреждения и устранения, грамотно построить всю систему правовой пропаганды, юридического воспитания и образования.

ЮАК представляет собой антипод правовой культуры. Поэтому стремление отдельных авторов рассматривать противоправное поведение (деятельность) и другие юридические аномалии в качестве атрибутивных свойств и элементов правовой культуры нам представляется методологически ущербным (см., например, ). Нельзя, видимо, и все социально-правовые отклонения рассматривать как проявления ЮАК. Дело в том, что отдельные их типы, виды и подвиды (юридические конфликты, риски, проявления нигилизма, неисполнение субъективных юридических обязанностей и т.д.) могут иметь определенную социальную полезность (позитивность), на что в литературе указывают как отечественные (В.Н. Кудрявцев, Ю.И. Гревцов, К.Г. Федоренко и др.), так и зарубежные (Э. Дюркгейм, Л. Козер, А. Коэн и др.) авторы (подробнее см. ).

ЮАК как бы «зеркально» отражает подавляющее большинство черт, присущих правовой культуре. Так, под ЮАК следует понимать определенное качественное состояние и уровень развития правовой системы, которые проявляются в совокупности всех юридических антиценностей, образующих деструктивный пласт правосознания и юридической деятельности отдельных людей, их коллективов, классов, социальных слоев, групп и общества в целом. Поэтому в самом общем плане ее (ЮАК) можно определить как совокупность юридических антиценностей.

Юридическая антикультура имеет конкретно-исторический характер и диалектически связана со всеми внутренними и внешними, объективными и субъективными, экономическими и политическими, нравственными и религиозными, юридическими и иными конструктивными и деструктивными факторами, анализ которых позволяет более полно и всесторонне раскрыть ее общесоциальную и юридическую природу, закономерности возникновения, развития и функционирования. Это один из аспектов взаимоотношения ЮАК с другими социальными явлениями.

Кроме того, сама ЮАК негативно влияет на все сферы общественной жизни. Мы еще раз хотели бы обратить внимание на то, что любые изменения в экономической и политической системах, социальной и духовной средах начинаются как кардинальный «сдвиг» внутри ЮАК, правовой и общечеловеческой культуры, как процесс противодействия и борьбы с антисоциальными юридическими взглядами, представлениями, теориями, знаниями, пробелами, ошибками и другими недостатками в правовой системе (праве, правосознании, юридической практике), как результат разработки и настойчивого внедрения в любом обществе наиболее перспективных и прогрессивных целей, гуманитарных ценностей и ценностных ориентаций.

Каждое негативное юридическое явление наносит либо может нанести определенный вред (социальный, материальный, моральный, физический и т.п.) законным интересам людей, их коллективов и организаций, государству и обществу в целом. Отрицательные свойства ЮАК снижают эффективность и качество функционирования права, правосознания, юридической практики, правовой системы в целом в любом обществе. Они направлены на дезорганизацию и десоциализацию общественных и правовых отношений.

ЮАК представляет собой единство внутренних и внешних, объективных и субъективных, нормативных и ненормативных, индивидуальных и надындивидуальных, общесоциальных и иных сторон. Внутренняя, субъективная сторона ЮАК выражается в дистантных (зрительных, слуховых и т.д.) ощущениях, восприятиях, представлениях, в памяти, которая кодирует всю собранную информацию, а также в ложно понятых или противоправных интересах, мотивах, установках, способностях, внимании, воле, эмоциях, оценках, в принятии иррациональных мыслительных решений и т.д. (подробнее о психологическом механизме поведения носителя ЮАК с поправкой на данную тему см., например, ).

Учет субъективных факторов различных деструктивных юридических явлений имеет важное теоретическое и практическое значение для определения психической «полноценности», эмоциональной «уравновешенности», «вменяемости» и «невменяемости», «ущербности» психологического механизма носителей ЮАК, степени общественной опасности и вредности юридической патологии, форм и методов ее установления, предупреждения и устранения.

Внешняя, объективная сторона юридических аномалий заключается в том, что все деформированные элементы психологического механизма поведения имеют определенное юридическое значение и оценку лишь тогда, когда они внешне выражены, объективированы в практических действиях и операциях конкретных субъектов. Как верно замечают психологи, внутреннее побуждение человека обычно реализуется через внешне наблюдаемую систему действий и поступков людей (см., например, ). Поэтому мы абсолютно не согласны с теми отечественными авторами, которые, например, юридический нигилизм, фетишизм (идеализм), догматизм и другие подобные феномены рассматривают в качестве форм деформации обыденного и профессионального правосознания (см., например, ).

ЮАК можно рассматривать либо применительно к отдельным людям (на индивидуальном уровне, либо к их коллективам, социальным группам, слоям, классам, нациям (на общесоциальном и надындивидуальном уровнях).

Нормативный аспект ЮАК во многом определяется тем, какие нормативные и /или ненормативные регуляторы задействованы в конкретной социально-правовой ситуации (о соотношении нормативных и ненормативных регуляторов в обществе см. ). Как остроумно заметил американский криминолог А. Коэн, «делинквентная субкультура извлекает свои нормы из норм более широкой культуры, выворачивая их, однако, наизнанку» .

Кроме того, нормативность ЮАК проявляется в степени ее структурирования и организации, а также в отношении ее носителей (отдельных людей, их коллективов и т.п.) к соответствующим юридическим ценностям, нормативам и предписаниям.

Существенным признаком ЮАК является ее опасность для отдельных лиц, их коллективов и организаций, государства и общества в целом. При установлении степени опасности следует учитывать тип (вид и подвид) юридической патологии (нигилистическое или циничное отношение к юридическим ценностям, пробел в праве, преступление, проступок, юридический конфликт, риск, ошибка и т.д.), уровень противоправности (при ее наличии), юридические и социальные последствия, размер причиненного вреда, средства, способы, время, место и обстановку совершения юридических погрешностей, характеристику делинквента, его виновность (невиновность), личный юридический опыт (знания – незнания, убеждения – предубеждения, умения – неумения и т.п.), мотивации, установки, интересы и многие другие внутренние и внешние, объективные и субъективные, существенные и иные обстоятельства.

Многие деструктивные юридические явления, процессы и состояния (например, противоправная, ошибочная и конфликтная юридическая деятельность) могут выступать в качестве юридических фактов (составов) , т.е. служат основаниями возникновения (изменения и прекращения) правоотношений, реализаций мер социально-правовой защиты и юридической ответственности.

Принципиально важным для уяснения природы ЮАК, ее отдельных типов (видов и подвидов), средств и способов установления и устранения юридических недостатков является указание на то, что она, как и правовая культура, проявляется в любых сферах гражданского общества и в любом элементе его правовой системы (праве, правосознании, юридической практике и т.д.).

Всем деструктивным феноменам, составляющим структуру ЮАК, присуща определенная массовость, устойчивость, повторяемость при сходных внешних и внутренних, объективных и субъективных условиях развития общественной жизни. Это положение имеет важное методологическое, теоретическое и практически – прикладное значение, поскольку позволяет прийти к следующим существенным выводам: противодействие различного рода юридической патологии, минимизация юридической антикультуры, повышение уровня правосознания и правовой культуры, укрепление законности и правопорядка, способствующие стабилизации и дальнейшему развитию экономической, политической, правовой и социальной систем, построению демократического и правового государства, должны иметь не «спонтанный» и «сиюминутный», а комплексный, научно обоснованный, ресурсообеспеченный и долгосрочный характер.

Можно выделить и другие общие признаки, позволяющие раскрыть природу, определить место и роль ЮАК в любом обществе. При этом следует обратить внимание на то, что существуют разнообразные ее типы (виды и подвиды), каждый из которых обладает не только общими, но и специфическими признаками, структурами, элементами содержания и формы, определенным уровнем дезорганизации общественных и правовых отношений, характером юридических и социальных последствий, опасности и т.д. Поэтому исследование разнообразных типов, видов и подвидов ЮАК, с одной стороны, конкретизирует, а с другой – обогащает общую теорию юридической культуры и антикультуры.

А. С. Бондарев*

ПРАВОВАЯ АНТИКУЛЬТУРА СУБЪЕКТОВ РОССИЙСКОГО ПРАВА

Правовая антикультура субъектов российского права является серьезным отрицательным фактором реализации правовых норм. Правовая антикультура в нашем понимании - это правовая неразвитость субъекта права. Наличие серьезных дефектов в его правовых знаниях, правовых убеждениях и в итоге - в его правовом поведении. Кратко ее можно определить как сплав (неразрывную взаимосвязь и взаимодействие) незнания субъектом права (либо знание поверхностное, искаженное), его правовых предубеждений и правовой пассивности либо противоправной активности.1 Где правовая предубежденность есть отрицательная установка субъекта права в отношении определенных правовых явлений, содержащая негативные правовые эмоции и чувства, формирующие его правовое пассивное либо противоправное активное поведение. Нормы права, как известно, есть общеобязательный и формально определенный социальный инструмент управления поведением субъектов права в существенно важных общественных отношениях для обеспечения нормальной жизни их в социально неоднородном и весьма противоречивом современном российском обществе. Как метко выразился И. А. Ильин, «положительное право, по самому существу своему, обращается к разумной воле человека, как к самоуправляющемуся центру; основная задача его в том, чтобы каждый индивидуум управлял своим внешним поведением согласно его требованиям и предписаниям».2 Конкретизируя данную мысль, ученый продолжает: «Положительное право исполняет свое назначение тогда, когда простое сознание его правил слагает в душе человека мотив к его соблюдению, т. е. тогда, когда индивидуальный дух приемлет его в порядке самообязывания» 3 Еще детальнее раскрывает интеллектуальный процесс, необходимый для реализации позитивного права его субъектами, Н. А. Гредескул: «Осуществление права хоть и

* Кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Пермского государственного университета.

1 Подробно см.: Бондарев А. С. Правовой нигилизм - форма правовой антикультуры личности // Вестник Пермского университета. Юридические науки. Пермь, 2001. Вып. 2. С. 7 - 21.

2 Ильин И. А. О сущности правосознания. М., 1993. С. 60.

3 Там же. С. 61.

заканчивается внешними физическими результатами, но всегда пролегает через повиновение ему граждан, т. е. через чистый психологический процесс... Право воздействует на индивидуальную волю граждан и только через нее может найти себе действительное осуществление. Акт волевой предшествуется и подготавливается здесь чисто интеллектуальным процессом распознавания содержания права, т. е. уяснения себе того, что право желает... Только после того, когда человек усвоил себе, распознал, умственно произвел перед собой содержание права, - только после этого и можно говорить о его охоте повиноваться праву или об отсутствии таковой. Таким образом, повиновение праву, как процесс психологический, и именно как идео-двигательный акт, распадается на две совершенно ясно отличительные части: 1) часть, заполненную работой идей, и 2) часть двигательную, волевую, или работу интеллекта и работу воли».4

Другими словами, реализация позитивного права генетически связана с правокультурностью своих субъектов. Чем выше уровень правовой культуры и ниже уровень правовой антикультуры субъекта права, тем активней он будет пользоваться своими субъективными правами, исполнять свои правовые обязанности и соблюдать правовые запреты; и, наоборот,

Чем выше его правовая антикультура и ниже правовая культура, тем ниже активность субъекта в использовании своих субъективных прав, тем чаще исполняет он свои правовые обязанности и соблюдает правовые запреты под страхом юридического наказания либо уже под воздействием реального правового принуждения. Эта закономерность обусловлена тем, что носитель правовой антикультуры не обладает развитой эмоцией интереса к праву к его познанию, глубокому осмыслению ценности права для достижения личных и общественных интересов и потребностей. Он, следовательно, не «интериоризирует» правомерных стандартов поведения. Это означает, что предусмотренные нормами позитивного права стандарты возможного и должного правомерного поведения не переходят из разряда внешних в разряд его внутренних норм правомерного поведения. Сам субъект права в таком случае не становится источником и хранителем этих норм, не следит за их соблюдением и не испытывает за свои правовые поступки ответственности прежде всего перед собой, перед своей совестью.

Внешне реализация норм позитивного права выражается в деяниях субъектов права, использующих свои субъективные права, исполняющих

4 Гредескул Н. А. К учению об осуществлении права. Интеллектуальный процесс, требующийся для осуществления прав. Харьков, 1900. С. 41 - 42.

свои субъективные обязанности и строго соблюдающих правовые запреты. Реализация норм права происходит только в правомерном поведении субъектов права. В теории права принято различать непосредственные и опосредованные формы реализации норм права. Непосредственно реализовать норму права - это значит самому субъекту права, которому в соответствии с данной нормой права предоставляется субъективное право, либо на которого возлагается субъективная обязанность при возникших предусмотренных данной нормой права юридических фактах, самостоятельно, без какой-либо дополнительной властной команды (решения), использовать свое возникшее субъективное право и исполнить свою субъективную обязанность. Непосредственно реализуется большая часть регулятивных норм права. Часть регулятивных и все охранительные нормы права реализуются только через акты применения данных правовых норм. Коль в системе современного российского права, как и в любой современной цивилизованной системе права, подавляющее большинство действующих норм права - регулятивные нормы, их непосредственная реализация имеет огромное значение для формирования цивилизованного правопорядка в нашей стране.

В юридической науке чаще всего различают три непосредственных формы реализации норм права: использование, исполнение и соблюдение. Выбор формы реализации права зависит от вида реализуемой нормы права. Запрещающие нормы права реализуются субъектами права непосредственно, в форме соблюдения установленного правового запрета. Суть этой формы реализации - не нарушать установленный нормой права запрет на определенные действия. Такова пассивная форма реализации норм права.

Обязывающие нормы права реализуются непосредственно в форме исполнения субъектом права установленной позитивной правовой обязанности при возникновении предусмотренных данной нормой права юридических фактов. В отличие от пассивного соблюдения юридического запрета, установленного запрещающей правовой нормой, исполнение позитивной правовой обязанности, установленной обязывающей нормой, осуществляется посредством активных действий субъекта права.

Управомочивающие нормы права реализуются субъектами права в форме использования предоставляемых им данными нормами права субъективных прав. Использование права - это практическая правомерная деятельность субъекта права, соответствующая его субъективным правам, предоставляемым данной управомачивающей нормой права при возник-

ших юридических фактах, предусмотренных ее гипотезой. Эта форма реализации норм права также выражается в активной правомерной деятельности субъектов права. Выбор формы реализации норм права субъектами права во многом зависит от модели (системы) правового регулирования, сложившейся в данном обществе на данном этапе его развития. Различают две модели, или две системы правового регулирования: дозволительную (диспозитивную) и обязывающую. Суть первой модели - «в предоставлении лицу возможности самому, своей волей определить собственное поведение, что открывает простор для действий лица по своему усмотрению... Модель, логическая схема построения материала в этом случае сводится к двум элементам: субъективное право + юридические гарантии».5 Суть второй модели правового регулирования - «в обеспечении организованности, строгого порядка в жизни общества, во взаимоотношении людей, в обеспечении общественной дисциплины. И потому исходным пунктом в цепи правовых средств является здесь юридическая обязанность, а двумя главными элементами рассматриваемой модели являются: правовая обязанность + юридическая ответственность».6 Говоря о двух моделях правового регулирования человеческого поведения в государственно организованном человеческом обществе, особое внимание следует обратить на следующие два обстоятельства.

1. В обеих моделях - и в дозволительной, и в обязывающей - используются одни и те же правовые средства: позитивные обязывания, запреты, дозволения. Так как они «по своей сути носят субстационарный характер, образуют “вещество”, “тело”, ’’материю” права как объективной реальности... образуют, если угодно, протоматерию, протовещество, - тот первичный исходный материал, который так или иначе проявляется в различных юридических классификациях и из которого складываются основные конструктивные построения позитивного права, типы регулирования».7 Модель правового регулирования, следовательно, обусловливает не разницу в видах основных компонентов, а существенную разницу в соотношении этих компонентов в структурах обязывающих и дозволительных моделях правового регулирования. Так, в структуре обязывающей модели правового регулирования главное место занимает обязывание, а в дозволяющей модели - дозволение. Отсюда в обязывающей модели ведущую и организующую функции призвана выполнять государственная власть. Она и устанавливает правовые обязан-

5 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования. М., 1999. С. 382.

6 Там же. С. 383.

7 Там же. С. 352.

ности субъектов права, осуществляет контроль за их исполнением, наказывает субъектов права, не исполняющих или ненадлежаще исполняющих свои юридические обязанности. Дозволение же в этой модели по существу сводится к праву требования управомоченного лица выполнить обязанным перед ним лицом свои правовые обязанности и к праву на властную поддержку государством этих требований в случае отказа обязанного лица выполнять их добровольно.

В дозволительной же модели правового регулирования ведущей и активной силой должен выступать сам субъект права, осознавший свои правомочия и реализующий их самостоятельно через правомерные действия. Он не должен превышать своих правомочий и для обеспечения своих правопритязаний может требовать от компетентных государственных органов соответствующей помощи. А может и вовсе отказаться от тех или иных правопритязаний, например, простить долг должнику.

Разницу правопритязаний и правовой обязанности, а также различие их места в правовом регулировании ученые заметили давно, еще в ходе обсуждения вопроса о функциях норм права. Как пишет известный дореволюционный правовед Ф. В. Тарановский, Цицерон характеризовал юридические нормы как веления и запреты. Ритор Квинтилиан упускал веления, но зато относил к функциям права кроме запрета еще воздаяние, ограничение, наказание и дозволение. Юрист Модестин (III в.) приведенные мнения цицерона и Квинтилина объединил и к функциям норм права отнес: веление, запрет, дозволение и наказание. Позиция Модестина стала традиционной. Она сохранялась в юриспруденции без изменений вплоть до критики его известным немецким ученым XIX в. Савиньи, когда из формулы Модестина были удалены две функции нормы права. Излишней признана ее карательная функция, являющаяся лишь придатком к предварительному велению или запрету. Обращено внимание, во-вторых, на то, что «запрет есть не что иное, как веление чего-либо не делать» и, следовательно, нет основания наряду с повелительной функцией ставить еще и запретительную. Таким образом, юристы нового времени признали за нормами права только две функции: веление и дозволение, или, «как стали говорить юристы нового времени, - предоставление».8

Однако по поводу указанных двух функций не сложилось единого мнения. Если одни признали наличность названных обеих функций, то другие исключают дозволение и сводят действие юридических норм лишь

8 Подробнее см.: Тарановский Ф. В. Энциклопедия права. Юрьев, 1917. С. 110 - 115.

к единственной функции - к велению. Ученые, признавшие наличие у норм права двух функций, полагали, что они выполняются раздельными нормами права. Для чего в объективном праве существует два порядка норм: повелительные и дозволительные (предоставительные). Признание же двух видов параллельных норм поставило перед учеными новый вопрос. Какой из этих двух видов юридических норм наиболее важный, основной по своему значению «для правовой регламентации социального поведения индивидов?» И на этот вопрос не последовало однозначного ответа. Те, кто признал первенство за повелительными нормами, исходили из того, что основная задача права заключается в повелительном установлении обязанностей. Только благодаря установленным обязанностям для одних индивидов, могут возникать дозволения (предоставления) или полномочия для других. По мнению других ученых, первичной задачей объективного права является наделение индивидов особыми полномочиями для обеспечения их свободной деятельности в обществе и только необходимость признания и уважения этих полномочий другими и вызывает необходимость в установлении для них (других) обязанностей «непрепятствования и даже содействия полномочным». Нельзя не отметить и такой примечательный факт, что тогда же некоторые ученые пытались отстаивать мысль о наличии у юридических норм помимо веления и дозволения еще и особой отрицательной функции. Для выполнения этой функции, считали они, следует устанавливать особые юридические нормы - нормы-запреты. К ним «относятся, например, из римского права запрещение дарения между супругами, безнаказанность кражи, совершенной родственниками в нисходящей линии у родственников в линии восходящей». Ф. В. Тарановский критически относился к данной точке зрения.9

В отечественной юридической науке - и в советское время, и сегодня - традиционным является мнение о значимости для правового регулирования всей «триады» правовых средств: позитивного обязывания, запрета, дозволения. «Именно эта троица, - пишет С. С. Алексеев, - предопределяет деление регулятивных юридических норм на три основные группы - обязывающие, запрещающие, управомочивающие. От этой вездесущей “троицы” зависит деление форм реализации права также на три разновидности

- “исполнение”, “соблюдение”, “использование”».10

9 Там же. С. 113.

10 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования.

2. Обязывающая модель правового регулирования необходима для установления тоталитарного политического режима в стране, а дозволительная модель - как модель демократического общества. Если в современной России мы стремимся построить истинно правовое государство, нам необходимо выработать научную и практическую систему планомерного демонтажа существующих элементов обязывающей модели правового регулирования, доставшейся стране от предыдущего, во многом тоталитарного строя, заменив их элементами демократической системы правового регулирования - дозволительной моделью. Заметим, что за превращение России в современное правовое государство высказываются 94,3 % ее граждан и только 1,12 % - против.11

В современной России идет, по выражению С. С. Алексеева, «смена вех» - переход от обязывающей, императивной системы (модели) правового регулирования, построенной на правовых обязанностях и юридической ответственности (в ретроспективном смысле), к дозволительной (диспозитивной) модели (системе) правового регулирования, построенной на субъективных правах и их гарантиях. Эта смена, однако, происходит с большим трудом. И прежде всего потому, что, как справедливо пишет С. С. Алексеев, «пока в российской экономике еще не сложилось, во всяком случае - в качестве постоянного, универсального и устойчивого фактора, “положительное поле”, в котором только и может работать дозволительная система юридических средств, т. е. еще нет общей устойчивой, свободно реализуемой заинтересованности организаций в использовании изобретений, технических новшеств. Такое “положительное поле” не сложилось в результате так и не преодоленного наследия прошлого, тотальной бедности, сохранившихся порядков государственного всевластия и вытекающей отсюда противоречивости реформ, когда вместо свободной конкурентной рыночной экономики доминирующее значение приобрел строй прогосударственного номенклатурно-кланового капитализма».12 И как бы в подтверждение вышесказанного еженедельник «Аргументы и факты» приводит индекс состояния экономической свободы в 161 стране современного мира. По этому показателю Россия сегодня находится на 124 месте в мире.

«Положительное поле» для быстрого перехода к дозволительной системе (модели) правового регулирования в современной России, на наш взгляд, в полной мере не сложилось не только в экономике, но и в политике, в куль-

11 Там же. С. 30, 35.

12 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования.

туре, в социальной сфере. Во многом это обстоятельство обусловлено низкой политической и гражданской культурой как граждан, так и политической элиты.

Серьезным тормозом перехода к дозволительной системе правового регулирования в нашей стране является высокий уровень правовой антикультуры субъектов современного российского права всех уровней, начиная от рядовых россиян и кончая правящей элитой. Ведь в дозволительной модели правового регулирования, как было сказано выше, преобладающей частью позитивного права (и по объему, и по значению) становятся юридические дозволения, выраженные в субъективных правах индивидуальных и коллективных субъектов российского права. А это означает, что правовое регулирование должно все больше и больше опираться не непосредственно на власть, ее силу, как это было при сталинском режиме, а прежде всего на правовую развитость, правовое совершенство самих субъектов правовой жизни. Высокий уровень правовой культуры субъектов права в этом случае есть первостепенный гарант реализации ими своих субъективных прав. И, наоборот, высокий уровень правовой антикультуры многих субъектов современного российского права есть серьезное препятствие на пути внедрения (установления) дозволительной модели правового регулирования. В дозволительной системе именно субъекты права благодаря своей высокой социально-правовой активности в использовании дозволенного образа правомерного действия организуют систему правового регулирования в стране. Эффективно реализуются не только управомочивающие, но и обязывающие, а также и запрещающие нормы права, активизируются все правовые институты, призванные юридически гарантировать субъективные права.

Содержание дозволений в правовой дозволительной системе не есть плод произвольных действий субъектов права, «оно прямо формулируется в тексте нормативного акта в виде особой разновидности регулятивных норм - управомочиваемых» или же «может вытекать из комплекса юридических норм (таково, например, дозволение на заключение любых сделок между гражданами, поскольку эти сделки не запрещены, соблюдаются все условия совершения сделок и они не противоречат принципам права, его началам, духу)».13 Таким образом, в дозволительной модели правового регулирования объективное право очерчивает меру свободы действий субъектов права. Эта мера должна быть оптимальной. Она должна обеспечить

13 Алексеев С. С. Право. Азбука, теория, философия: Опыт комплексного исследования.

с одной стороны, свободу активных действий обладателю юридического дозволения в осуществлении своих естественных прав и законных интересов, а с другой - согласование этой свободы со свободой всех других субъектов права. «Дозволение в праве - это (поскольку речь не идет об общих дозволениях) субъективное юридическое право, и ему свойственно все то, что присуще субъективным юридическим правам (наличие известного “юридического плюса”, момент усмотрения, мера юридических возможностей)».14 А вопрос о том, что присуще субъективным юридическим правам, оказывается не простым.

Он продолжает вызывать серьезные дискуссии как в западной, так и в отечественной юридической науке. Так, по признанию известного ученого Г. Ф. Шершеневича «проблема субъективного права в высшей степени трудная».15 По мнению Н. М. Коркунова, «выяснение понятия права в субъективном смысле или правомочия составляет самый трудный и самый спорный вопрос во всем учении об юридических отношениях».16

В спорах приняли участие и многие другие крупные ученые: Е. Н. Трубецкой, Ф. В. Тарановский, И. А. Ильин, Л. И. Петражицкий и др. Прежде всего была отвергнута точка зрения солидариста Леона Дюги и ряда других западных ученых, вообще отрицающих наличие субъективного права. Дюги утверждал: «В настоящее время складывается общество, из которого подлежит устранению метафизическое представление о субъективном праве для того, чтобы дать место объективному праву, которое возлагает на каждого социальную обязанность выполнить определенное назначение и которое предоставляет право совершать действия, какие требуются для выполнения этого назначения».17 И. В. Михайловский на это резонно заметил, что отрицание субъективного права резко расходится с современной жизнью, «на каждом шагу дающей примеры существования субъективных прав: общежитие где бы никто не имел бы никаких прав, а только нес бы одни обязанности, немыслимо. А из общего учения о юридических нормах мы знаем, что они с одной стороны повелевают, а с другой - предоставляют (те или иные права)».18

Многочисленные теории о сущности и содержании субъективного права И. В. Михайловский распределил согласно их основаниям в три груп-

15 Шершеневич Г. Ф. Общая теория нрава. М., 1912. С. 601.

16 Коркунов Н. М. Лекции но общей теории нрава. СПб., 1904. С. 148.

17 Цит. но: Шершеневич Г. Ф. Общая теория нрава. С. 600.

18 Михайловский И. В. Очерки философии нрава. М., 1911. С. 43.

пы: теории воли, теории интереса и теории свободы. В теориях воли сущность субъективного права сводится к воле того субъекта, кому принадлежит данное право. Наиболее характерным является утверждение (Виндшейд, Шуппе, Бирлинг и др.): право есть воля субъекта, признанная общей волей, (или совпадающая с общей волей, или содержание которой составляет норму права). Наиболее распространенной оказалась теория интереса, создателем которой признан Рудольф Иеринг. Субъективное право, по его мнению, включает два элемента: материальный (субстанционный) - польза, выгода, интерес

И формальный - юридическая защита этого интереса, защита в форме иска. Следовательно, субъективное право есть интерес, защищенный иском; или оно есть юридическая обеспеченность пользования интересом. Теории воли и интереса многими учеными-юристами подверглись обстоятельной критике как весьма односторонние. Но и позиция сторонников теории свободы сущности субъективного права оказалась также уязвимой, и они вынуждены были под воздействием критики маневрировать. К примеру, И. В. Михайловский сначала утверждал, что «при изучении вопроса о содержании юридических норм мы пришли к результату, что этим содержанием является внешняя свобода человека, юридическая норма определяет внешнюю свободу людей в общежитии и служит основанием субъективных прав. Отсюда ясно, что сущность субъективного права есть внешняя свобода, определяемая нормой».19 После указания на неполноту такого подхода к субъективному праву и постановки вопроса о том, для чего эта внешняя свобода человеку нужна, автор меняет свою позицию. Теперь у него «субъективное право есть предоставленная юридической нормой сфера внешней свободы для осуществления определенного интереса».20 Но и этот подход к сущности субъективного права подвергся критике из-за отсутствия в нем властного признака. Критики отмечали, что если юридическая норма предоставляет кому-либо определенную внешнюю свободу для беспрепятственного осуществления того или иного интереса, то такое осуществление возможно только тогда, когда управомоченный получает известную власть как над объектом своего интереса, так и по отношению к другим лицам, когда он имеет право требовать от этих лиц определенного поведения, и это право обеспечено государством, к которому управомоченный всегда может обратиться за помощью в случае неисполнения его требований. В связи с этой критикой появляется новое мнение Михайловского: «субъективное право

19 Там же. С. 440.

есть известная сфера власти, предоставленная управомоченному для осуществления определенного интереса».21 Подытоживая рассмотрение этого вопроса, он пишет: «Теперь, если мы сопоставим теорию внешней свободы, как сущности субъективного права, с теориями воли и интереса, то увидим, что обе последние теории могут быть примирены с первой в высшем синтезе: теория воли верна, поскольку осуществление субъективного права зависит от воли управомоченного, а теория интереса верна, поскольку субъективное право является средством для осуществления определенного интереса». Но при этом теория свободы сущности субъективного права является более широкой и охватывает собою две остальных. Субъективное право есть «центр, из которого подобно лучам исходят всевозможные правомочия (по отношению к объекту) и правопритязания (по отношению к нарушителям какого-нибудь из этих правомочий)».22

В самом трудном и самом спорном, по словам Коркунова, вопросе о существе субъективного права в своем понимании активно выступал исходя из теории свободы и Е. Н. Трубецкой. Он, прежде всего, как и Михайловский, подробно проанализировал теории воли и теории интереса субъективного права, на основе чего сделал вывод: «Итак, мы должны нрийти к заключению, что теория интересов, предложенная Иерингом, так же не основательна, как и отвергнутая им волевая теория права. Право в субъективном смысле не есть ни выражения воли лица, ни защищенный юридическими нормами интерес. Оно есть та сфера внешней свободы, которая отводится лицу нормами объективного права... Цель права, согласно предложенному определению, состоит в том, чтобы очертить ту сферу внешней свободы лица, в которую не должны вторгаться другие лица».23 В отличие от Михайловского Е. Н. Трубецкой отстаивает теорию свободы как отражающую сущность субъективного права в чистом виде. Он отвергает возможность ее синтеза с теориями воли и интереса. Так, по его мнению, «предоставляя лицу правомочие, право не спрашивает, соответствует ли это правомочие интересам данного лица, выгодно ли оно ему или нет». Ученый приводит много примеров из практики российского права в подтверждение этого положения и в опровержение теории воли как сущности субъективного права, в частности, такой: будто ребенок или сумасшедший не может пользоваться свободой, предоставляемой правом, так как не обладает

21 Там же. С. 443.

23 Трубецкой Е. Н. Энциклопедия нрава. М., 1917. С. 165.

разумной волей. Свобода, предоставляемая субъективным правом, по мысли Трубецкого, проявляется, «во-первых, в том, что объективное право устраняет ряд внешних препятствий к осуществлению лицом определенных целей и ограждает его независимость против посторонней эксплуатации, а во-вторых, в том, что оно предоставляет ему условную возможность самоопределения, т. е. возможность самостоятельного осуществления своих целей».24

На понимание сущности субъективного права нашей современной юридической наукой значительное влияние оказала позиция Г. Ф. Шершене-вича. В дискуссии о существе субъективного права он выступил как поборник признания существа субъективного права, определяемого двумя началами: волей и интересом. По Шершеневичу, «субъективное право представляется как власть осуществлять интересы, обеспеченные и ограниченные нормами объективного права». Анализируя данное определение, находим следующие характерные признаки: « а) Субъективное право есть, прежде всего, власть субъекта права... в) Субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, а потому интерес является определяющим моментом... с) Субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, обеспеченная нормами объективного права... д) Но субъективное право есть власть не только обеспеченная, но и ограниченная...».25

Первый признак - субъективное право есть прежде всего власть субъекта права. Момент власти субъекта права выражается в возможности, по своей воле, осуществлять те интересы, которые лежат в основе права. Субъекту права дана возможность по своему усмотрению использовать или не использовать то положение, какое ему обеспечено правом в определенных пределах. От воли субъекта права зависит приложение данной ему власти. Обязанности реализовать свой интерес у субъекта права нет, а есть только возможность этого, но не фактическая, а правовая. Субъективное право есть власть не над благами, а над людьми. Благодаря ей субъект права может предотвратить вмешательство в свое пользование благами со стороны тех, кто также заинтересован в них. Таким образом, субъективное право есть

25 Шершеневич Г. Ф. Общая теория нрава. С. 611 - 612.

отражение обязанностей, возложенных на других лиц согласно нормам объективного права.

Второй признак - субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, а потому интерес является определяющим моментом субъективного права. Возникновение интереса предполагает, что человек сознает способность блага удовлетворить его потребность и потому стремится к ее удовлетворению этим путем. Законодатель считается с общими, а не с индивидуальными интересами. Наличие интереса еще не создает субъективного права. Даже тогда, когда интересы человека защищаются законом, субъективного права нет, пока заинтересованному не предоставлена власть. Например, уголовные законы защищают важные многочисленные интересы отдельных людей, но их защищенные интересы не превращаются в их субъективные права, потому что они не наделены властью.

Третий признак - субъективное право есть власть осуществлять свой интерес, обеспечить его нормами объективного права. Индивидуальная воля субъекта права навязывается другим не в силу его экономического влияния или нравственного авторитета, а в силу того, что она совпадает с волею закона. Власть субъекта права в том и заключается, что в случае противозаконного препятствования ему в осуществлении его интереса он может обратиться к власти государства.

Четвертый признак - субъективное право есть власть не только обеспеченная, но и ограниченная. Право поэтому заключает субъективную волю «в гранитные берега», ставя ей законные пределы.

С этой точки зрения правильно определять субъективное право как меру свободы не в метафизическом значении, а в смысле свободы действий, направленных на осуществление защищаемого интереса.

Непростая судьба сложилась у понятия субъективного права и сущности в советской теории права. В период тоталитаризма делались попытки вовсе устранить из нее это понятие. Н. И. Матузов пишет: «Эта категория была объявлена “устаревшей и ненужной в науке, методологически неверной”, “не соответствующей социалистическим отношениям”, а в сохранении ее усматривалось “влияние буржуазной юриспруденции”. В некоторых учебниках по теории государства и права 50-х годов термин “субъективное право” даже не фигурировал, он обычно заменялся на “правомочие”».26 Так, в 1955 г. крупный советский ученый С. Ф. Кечекьян, будучи одним из авторов

26 Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. Саратов, 2004. С. 71.

авторитетного в то время учебника «Теория государства и права», видимо, не решился использовать термин «субъективное право» при рассмотрении темы «Правовые отношения в социалистическом обществе». В §4 данной главы, названном: «Правомочие и юридические обязанности субъектов социалистических правоотношений», нет ни слова о субъективном праве.27 И только в 1958 г. С. Ф. Кечекьян в своем и поныне широко известном труде «Правоотношения в социалистическом обществе» сумел сказать правду: «Субъективное право, то есть право отдельных лиц, составляет совершенно необходимое понятие правовой системы и правовой науки».28

В нашей теории права стали широко обсуждаться понятие субъективного права, его содержание, соотношение с объективным правом и т. д. Были среди исследователей, как и в дореволюционной юридической науке, приверженцы всех трех теорий субъективного права: теории воли, теории интереса и теории свободы.29 В ходе дискуссии большинство ученых пришли к интегративной точке зрения на содержание сущности субъективного права. Чаще всего выделяют в содержании субъективного права три правомочия: право на собственные действия правомочного лица; право требовать соответствующего поведения от обязанного лица; право прибегнуть к мерам государственного принуждения правообязанного лица к исполнению его обязанностей в случае неисполнения их добровольно. Ныне в содержание субъективного права в качестве его «принципиального» правомочия Н. И. Матузов предлагает включить и «право-пользование». Как указывает он, такое правомочие в субъективном праве выделялось еще в дореволюционной литературе (Д. Д. Гримм, Н. М. Коркунов). Так, по Д. Д. Гримму, «момент пользования» не есть цель субъективного права, как считают некоторые, а есть содержательный его элемент. «Потому-то, - резонно заявляет он, - и стремятся к установлению таких правоотношений, в которых субъективное право дает возможность пользоваться тем или иным благом».30 Типичный пример этого - право собственности, считает Н. И. Матузов. По Коркунову, «пользование есть не только основной, но, так сказать, и естественный элемент субъективного права, обусловленный самой природой наших потребностей». И далее очень

27 См.: Карева М. П., Кечекьян С. Ф., Федосеев А. С., Федькин Г. И. Теория государства и права. М., 1955. С. 418 - 420.

28 Кечекьян С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958. С. 17.

29 См. подробнее: Иоффе О. С., ШаргородскийМ. Д. Вопросы теории права. М., 1961; ХалфинаP. O. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 217 - 229; 216 - 241; и др.

30 Цит. по: МатузовН. И. Актуальные проблемы теории права. С. 84.

важное суждение: «С внутренней материальной стороны субъективное право выступает как возможность осуществления своего интереса, а так как осуществление интереса всегда предполагает пользование для этого какими-нибудь силами, то содержание правомочия составляет вообще пользование».31

В советской юридической литературе, как пишет Н. И. Матузов, «указанный признак впервые четко выделил и оценил М. С. Строгович в 1962 г., назвав его ведущим и определяющим в данном понятии (позже указанный аспект развили и другие исследователи)». И по поводу нередко выражаемых сомнений в том, - следует ли выделять этот элемент в субъективном праве, тот же Матузов замечает: «Думается, следует, ибо, будучи материальным, как бы скрепляет собой три формальных и придает субъективному праву социальное звучание и значение».32

Для характеристики содержания субъективного права в правовом государстве, его формирования и новой роли в дозволительной системе правового регулирования важно иметь в виду и мнение Н. И. Матузова о соотношении объективного и субъективного права. Во-первых, он выступает за сохранение традиционного деления права на объективное и субъективное, которое, с точки зрения некоторых ученых, «исчерпало себя в свете современных реалий». Во-вторых, профессор резонно замечает, что признание и законодательное закрепление естественных прав человека придает делению права на объективное и субъективное новое звучание и значение. «В частности, неприемлемо в нем положение, согласно которому субъективное право всегда и во всех случаях вытекает из объективного права и полностью им определяется. Это не так, особенно если речь идет о естественных правах человека, источник которых - не закон. Но при этом следует иметь в виду, что, хотя естественные права и не зависят от государства, они не направлены против него, а существуют и реализуются при поддержке и содействии государства. С другой стороны, эти права служат своеобразным ограничителем для самой власти».33

В связи со сказанным уместно, на наш взгляд, привести важнейшие положения ныне действующей Конституции РФ: «Основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения»(п. 2 ст. 17); «Права и свободы человека и гражданина являются непосредс-

32 Там же. С. 84 - 85.

33 Там же. С. 80 - 81.

твенно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием» (ст. 18); «Человек, его права и свободы являются высшей ценностью. Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства» (ст. 2). Только полное воплощение этих конституционных положений в российскую действительность позволит россиянам жить по своему естественному праву, формой выражения которого будет объективное (позитивное) право. В результате отпадет вопрос о первичности и вторичности субъективного и объективного права. Их соотношение перейдет в иную плоскость: содержание

Субъективное право и форма - право позитивное. Причем субъективное право каждого субъекта общественной жизни имеет естественные границы. Давно установлено, что в силу самой природы общества не может быть беспредельной естественной свободы у общественного человека, а естественная свобода каждого члена общества ограничивается свободой других его членов. Возьмем, к примеру, наставление человека в Нагорной проповеди Христа: «Итак во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними; ибо в этом закон и пророки».34 Предельно четко «золотое» правило человеческого поведения в обществе, являющееся фактически основой всех естественных законов его жизни, выразил Г. Спенсер: «Следовательно, наша формула должна выражать свободу каждого, ограниченную только свободой всех. Это мы и выразим, сказав: каждый человек волен делать все, что хочет, лишь бы он не нарушал ничьей подобной свободы».35

Субъективное право в обществе, таким образом, имеет естественные границы, и содержание его естественно-объективное. Позитивное же право в свободном демократическом обществе призвано только официально выразить его вовне через свои источники (формы), и тем самым образом сделать видимыми естественные границы субъективных прав членов данного общества и гарантировать свободу всем субъектам права в пределах этих границ. Иначе говоря, субъективное право есть абсолютное естественное право субъекта правоорганизованного общества, ограниченное свободами всех остальных и выраженное в форме (источнике) позитивного права.

В настоящее время в нашей стране не реализованы в полной мере указанные конституционные нормы, и российское общество, следовательно, не живет в полной мере по естественному праву. Оно на пути к этому. И

34 Евангелие, то есть: Благая весть или Новый завет. М., 1958. С. 11.

35 Спенсер Г. Синтетическая философия. Киев, 1997. С. 470.

российская система правового регулирования находится на перепутье: одна модель правового регулирования сменяется другой. В этой новой дозволительной системе правового регулирования ведущей силой должен стать субъект права со своими субъективными правами, выраженными нормативно в позитивном праве. Однако многие субъекты российского права просто не знают многих своих субъективных прав либо не осознают их ценности, не умеют использовать и отстаивать их. Субъективное же право, по словам И. В. Михайловского, есть центр, из которого подобно лучам исходят всевозможные правомочия по отношению к объекту и правопритязания по отношению к нарушителям какого-нибудь из этих правомочий. «Правомочия,

Как бы развивая мысль Михайловского, пишет Н. И. Матузов - дробные части субъективного права: у разных прав их больше или меньше... Например, у права собственности - три, у некоторых социальных и политических прав - пять-семь. Они не одинаковы по своему характеру, содержанию, значению (“по вкусу”). Разумеется, субъективное право может состоять и из одного правомочия - тогда они совпадают. Общее понятие субъективного права отразило в своей структуре лишь четыре из них как наиболее принципиальные и распространенные: право-поведение, право-требование, правопритязание и право-пользование».36 Реализация правомочий в отличие от правообязанностей целиком зависит от воли субъекта правомочий, основанной на знании и осознании им своих правомочий, убежденности в их ценности, необходимости использования этих правомочий именно в данное время. Принуждение в этом случае исключено, если субъект не выходит за рамки своих правомочий.

Прежде чем приступить к анализу элементов правовой антикультуры, сдерживающих реализацию современными россиянами своих правомочий, важно, на наш взгляд, обратить внимание на следующие статистические данные. По данным исследования, проведенного известным социологом Ю. Левадой (декабрь 2004 г.), только 1 % россиян доволен своим благосостоянием. Это сказывается на отношении граждан к своим правомочиям, к праву в целом. Мало кто из них знает свои законные права, не говоря об естественных, осознает ценность права. То, что «право - это основная опора личного поведения в обществе» считают только 10,5 % россиян до 25 лет; 6,6 % - до 26-30 лет; 10,4 % - 31-40 лет; 6,7 % - 41-50 лет; 10,7 % - 51-60 лет; 10,2 % - старше 60 лет. Почти половина россиян (47,6 %) прямо заявляют, что «Знание права и норм закона в нашей стране мало что дает человеку», а 5,1 %

36 Матузов Н. И. Актуальные проблемы теории права. С. 89.

и вовсе считают, что «Закону не следует доверять нигде и никогда». Такое отношение к современному российскому праву россиян явно базируется на их низкой правовой информированности. Они сами сознаются в этом. Только 3,1 % россиян считают, что они «По своим потребностям информированы высоко в правовом отношении». 52,3 % - слабо информированы, но сознают потребность в правовой информации. А вот 13,5 % россиян заявили, что они «не информированы и не нуждаются в правовой информации».37

Примечательно, что потребность в знании права прямо пропорциональна уровню образования опрошенных. Так, при неполном среднем образовании эта потребность составила всего 38,5 %, при общем среднем

58,8 %, при высшем - 77,3 %, при наличии ученой степени - 77,3 %. На высокий уровень правовой антикультуры многих россиян указывает и та мотивация, по которой они лично не читают российские законы. Из-за отсутствия времени не читают законы только 2,7 %. Тогда как из-за ненадобности их не читают 59,2 % россиян и еще 20,7 % - из-за недоверия к ним. Даже основной закон России - Конституцию РФ - испытывают потребность знать только 19,6 % россиян. Незнание современного российского права, неумение им пользоваться толкает многих россиян к неправовым методам защиты своих субъективных прав. Так за последние пять лет 11,7 % россиян защиту своих нарушенных прав искали у «сильных и влиятельных людей», а не в суде

Этом компетентном специализированном государственном правоохранительном органе.

Социологические исследования показывают, что значительная часть россиян всех возрастов намерена решать свои личные проблемы неправовыми методами и впредь. Так, дачей взяток, использованием личных знакомств и связей, использованием «силовых методов» и т. д. намерены решать свои личные дела 22,5 % россиян до 25-летнего возраста; 24,5 % - возраста 26-30 лет; 22,6 % - возраста 31-40 лет; 16,4 % - возраста 41-50 лет; 8,4 % - возраста свыше 60 лет. И кто же эти люди по своему социальному статусу? Это рабочие (19,4 %), гуманитарная интеллигенция (17,0 %), инженеры (11,8 %), работники торговли и бытовых услуг (18,1 %), служащие (19 %), предприниматели (50,0 %), жители сел (13,0 %), военнослужащие (20,9 %), пенсионеры городов (9,8 %), студенты вузов (22,8 %), безработные (19,0 %). Как видим, почти четвертая часть современных россиян до 40-летнего возраста намерена решать свои личные проблемы противоправными методами. Среди социальных групп явно лидируют предприниматели

37 Шереги Ф. Э. Социология права: прикладные исследования. СПб., 2002. С. 76.

50 %. На самом деле многие из россиян таким образом и действуют. Вот, к примеру, исследуя «кошелек 2004 года» (на что россияне потратили свои заработанные деньги), Е. Арсюхин, Т. Зыкова, Т. Смолякова отметили, что, «наверное, только в России есть такая специфическая статья расходов семейного бюджета - взятки. Специалисты подсчитали, что всего “бытовая коррупция” в нашей стране тянет на 150 миллиардов рублей в год, то есть в среднем каждый россиянин расходует на взятки и подношения более 250 рублей в месяц».38

Основной фактор, который сдерживает переход к дозволительной системе правового регулирования в современной России - пассивность многих субъектов российского права в использовании главного своего правомочия в субъективных правах - правомочия на собственные правомерные действия. Оно объективируется в управомочивающих нормах позитивного права. В дозволительной системе правового регулирования главным, определяющим правомочием субъектов права не есть их право на чужие действия, действия обязанных перед ними лицами, при необходимости принуждаемого государственной властью, а право на собственные правомерные действия, предусматриваемые управомочивающими нормами права. Ведь именно данное правомочие субъективного права есть мера собственной свободы самого субъекта права. В пределах этой правомерной индивидуализированной свободы субъект права реализует свои интересы и потребности, руководствуясь лишь своими правовыми знаниями и убеждениями. Здесь нет места правовым обязанностям и правовому принуждению. В пределах границ индивидуализированной правовой свободы субъект сам волен решить судьбу как личных, так и общественных интересов и потребностей, а все вместе субъекты российского права - и судьбу дозволительной системы правового регулирования в стране.

Ныне же именно управомочивающие нормы российского права -мотор дозволительной системы правового регулирования - очень часто не используются россиянами именно из-за высокого уровня правовой антикультуры в обществе, и прежде всего из-за слабой правовой информированности в области своих потребностей. Социологические исследования показывают, что высоко информированным в этом плане оказывается незначительное число россиян: рабочих - 1,2 %; ИТР - 1,3 %; гуманитарной и творческой интеллигенции - 1,8 %; работников торговли, бытовых услуг, транспорта, связи

38 Арсюхин Е., Зыкова Т., Смолякова Т. Жить стали азартнее. Сколько мы заработали и на что потратили в уходящем году// Российская газета. 2004. 31декабря. С. 6.

1,6 %; служащих - 6,3 %; предпринимателей - 13,5 %; жителей сел - 1,6 %; безработных - 2,8 %. Малоинформированными в области права по своим потребностям оказались все указанные слои россиян - где-то в пределах 50%. Только предприниматели здесь отличились - слабо информированных в области права по своим потребностям их оказалось 30,8 %.

Субъекты российского права не умеют, а потому и неудовлетворительно используют и такие правомочия своих субъективных прав как право

Притязания. Так, за умение отстаивать свои права населением современной России, частными и государственными предприятиями получены следующие экспертные оценки (в баллах, по пятибалльной шкале): население - 1,9 балла, частные предприятия - 2,9 балла, государственные предприятия - 3,0 балла. «Согласно оценкам экспертов, - по справедливым словам социолога Ф. Э. Шереги,- состояние правосознания населения России и правовой культуры предпринимателей находится в плачевном состоянии».39 Правовая антикультура лежит в основе не только не использования массой россиян своих правомочий, но и неисполнения ими своих правовых обязанностей, а также не соблюдения ими правовых запретов. Так, экспертная оценка уровня соблюдения норм права в современной России субъектами права в баллах выглядит следующим образом по пятибалльной шкале. Отрицательный пример здесь задает сама российская власть всех уровней - соблюдает российское право не более чем на 2,8 балла. Население соблюдает на 2,5 балла. Частные предприятия - на 2,2 балла. Государственные предприятия - на 2,9 балла. Высокий уровень преступности в стране никак не сокращается, наоборот, - имеет тенденцию к постоянному росту. Уголовные запреты в массовом порядке не соблюдаются. Причем, удручает россиян то, что в структуре современной преступности велика доля тяжких и особо тяжких преступлений. На территории страны часто безнаказанно действуют не только неорганизованные воры, взяточники, убийцы, мошенники и т. д., но немало и организованных террористических банд, организованных преступных сообществ, «воров в законе»

Организаторов краж и т. д.

Подытоживая вышеизложенное, следует отметить, что та во многом неудовлетворительная практика непосредственной реализации норм современного российского права - их использования, исполнения и соблюдения - многочисленными субъектами права, пораженных в большой степени правовой антикультурой, во многом результат того медленного и трудного перехода от тоталитаризма к истинной демократии в нашей стране.

39 Шереги Ф. Э. Социология права... С. 290.

Важной составляющей этого процесса есть «смена вех» в современном российском праве - переход от обязывающей системы (модели) правового регулирования, обслуживавшей тоталитарный режим, к дозволительной модели (системе) правового регулирования, которая в полную силу способна работать только в развитых гражданском обществе и истинно правовом государстве.

Ситуация в правовой системе современной России такова, что обязывающие и запрещающие правовые нормы в условиях демократизированного государства потеряли во многом ту былую тотальную государственную принудительную силу. Современное российское государство не в силах обеспечить тотальный контроль за исполнением и соблюдением обязывающих и запрещающих норм права и неотвратимым наказанием каждого правонарушителя. Субъекты российского права ныне, как указывалось выше, в своей массе не обладают в достаточной степени правовой культурой. Их правовая антикультура толкает на различного рода правонарушения, неисполнение своих правовых обязанностей и не соблюдение правовых запретов. Остаются невостребованными многочисленными субъектами современного российского права и их многочисленные правовые дозволения все по той же причине - их правовой неразвитости, что серьезно тормозит переход современного права России на дозволительную систему правового регулирования общественных отношений россиян. «Способность индивидуальной воли управлять жизнью человека, - по верной мысли И. А. Ильина, - может быть воспитана и выработана только там, где она планомерно упражняется и систематически осуществляется. задавленная внешним авторитетом, угнетенная угрозами и страхами, привыкшая ждать во всем приказа и позволения, воля привыкает “не сметь” и жить пассивно; центр, руководящий ее жизнью, перелагается из нее куда-то вовне, она разучивается иметь “свои мотивы” и “свои решения”, и правосознание ее теряет творческую связь с правом. Нормальное правосознание состоит в том, что человек сам управляет своим поведением, но согласно положительному праву. Вот почему правосознание может стоять на высоте только там, где право организует жизнь как школу самоуправления. Но именно там, где между правящими и управляемыми лежит пропасть, народное правосознание будет неизбежно влачить жалкое существование».40

40 Ильин И. А. О сущности правосознания. С. 61.