Одна из особенностей политики в том, что в ней нет постоянных друзей, как нет и постоянных врагов. Все относительно. Первыми это поняли древние византийцы. Волны кочевников из великой степи раз за разом накатывались на пределы империи. Военное искусство позволяло византийцам одерживать победы. Однако через некоторое время они поняли, что нужно избегать полного разгрома неприятеля. Противнику оставляли путь к отступлению и делали это сознательно.

Почему? Потому, что на смену тотально уничтоженному противнику приходил новый – ещё более сильный. А со старым врагом, ослабленным поражением, можно было договариваться. Включать в свою орбиту, делать союзником и вассалом…

Нет врагов в политике, которые бы были «раз и навсегда». Нет друзей в политике, которые бы были «раз и навсегда». Все может измениться.

Примеры? Пожалуйста.

Ситуация отношений с Турцией. От резкой враждебности до пока ещё осторожного, но сотрудничества. И все это за пару лет.

Белоруссия. Тут, к сожалению, все наоборот – от полного понимания, к попыткам Минска вести «свою игру» в вопросе Украины и Лукашенко с Европой.

Вспомним ещё один пример из нашей собственной истории.

Отрывок из мемуаров Велико князя Александра Михайловича Романова.

Напомню: это создатель российской авиации, был женат на родной сестре Николая II , его дочь вышла замуж за Феликса Юсупова и якобы была «приманкой» для последующего В эмиграции А.М. Романов

"Великий князь Александр Михайлович о большевиках

Мне пришло в голову, что, хотя я и не большевик, однако не мог согласиться со своими родственниками и знакомыми и безоглядно клеймить всё, что делается Советами только потому, что это делается Советами. Никто не спорит, они убили трёх моих родных братьев, но они также спасли Россию от участи вассала союзников. Некогда я ненавидел их, и руки у меня чесались добраться до Ленина или Троцкого, но тут я стал узнавать то об одном, то о другом конструктивном шаге московского правительства и ловил себя на том, что шепчу: «Браво!» Как все те христиане, что «ни холодны, ни горячи», я не знал иного способа излечиться от ненависти, кроме как потопить её в другой, ещё более жгучей. Предмет последней мне предложили поляки. Когда ранней весной 1920-го я увидел заголовки французских газет, возвещавшие о триумфальном шествии Пилсудского по пшеничным полям Малороссии, что-то внутри меня не выдержало, и я забыл про то, что и года не прошло со дня расстрела моих братьев.

Я только и думал : «Поляки вот-вот возьмут Киев! Извечные враги России вот-вот отрежут империю от её западных рубежей!» Я не осмелился выражаться открыто, но, слушая вздорную болтовню беженцев и глядя в их лица, я всей душою желал Красной Армии победы. Не важно, что я был великий князь. Я был русский офицер, давший клятву защищать Отечество от его врагов. Я был внуком человека, который грозил распахать улицы Варшавы , если поляки ещё раз посмеют нарушить единство его империи. Неожиданно на ум пришла фраза того же самого моего предка семидесятидвухлетней давности.

Прямо на донесении о «возмутительных действиях» бывшего русского офицера артиллерии Бакунина, который в Саксонии повёл толпы немецких революционеров на штурм крепости, император Николай I написал аршинными буквами: «Ура нашим артиллеристам!»

Сходство моей и его реакции поразило меня. То же самое я чувствовал, когда красный командир Буденный разбил легионы Пилсудского и гнал его до самой Варшавы. На сей раз комплименты адресовались русским кавалеристам, но в остальном мало что изменилось со времен моего деда.

― Но вы, кажется, забываете, ― возразил мой верный секретарь, ― что, помимо прочего, победа Будённого означает конец надеждам Белой Армии в Крыму. Справедливое его замечание не поколебало моих убеждений. Мне было ясно тогда, неспокойным летом двадцатого года, как ясно и сейчас, в спокойном тридцать третьем, что для достижения решающей победы над поляками Советское правительство сделало всё, что обязано было бы сделать любое истинно народное правительство.

Какой бы ни казалось иронией, что единство государства Российского приходится защищать участникам III Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное, как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершины при Николае I: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на западе! Сейчас я уверен, что ещё мои сыновья увидят тот день, когда придёт конец не только нелепой независимости прибалтийских республик, но и Бессарабия с Польшей будут Россией отвоёваны, а картографам придётся немало потрудиться над перечерчиванием границ на Дальнем Востоке. В двадцатые годы я не отваживался заглядывать столь далеко. Тогда я был озабочен сугубо личной проблемой.

Я видел, что Советы выходят из затянувшейся гражданской войны победителями. Я слышал, что они всё меньше говорят на темы, которые занимали их первых пророков в тихие дни в «Кафе де Лила», и всё больше о том, что всегда было жизненно важно для русского народа как единого целого. И я спрашивал себя со всей серьезностью, какой можно было ожидать от человека, лишенного значительного состояния и ставшего свидетелем уничтожения большинства собратьев: «Могу ли я, продукт империи, человек, воспитанный в вере в непогрешимость государства, по-прежнему осуждать нынешних правителей России?» Ответ был и «да» и «нет».

Господин Александр Романов кричал «да». Великий князь Александр говорил «нет». Первому было очевидно горько. Он обожал свои цветущие владения в Крыму и на Кавказе. Ему безумно хотелось ещё раз войти в кабинет в своём дворце в С.-Петербурге, где несчётные книжные полки ломились от переплетённых в кожу томов по истории мореплавания и где он мог заполнить вечер приключениями, лелея древнегреческие монеты и вспоминая о тех годах, что ушли у него на их поиски. К счастью для великого князя, его всегда отделяла от господина Романова некая грань.

Обладатель громкого титула, он знал, что ему и ему подобным не полагалось обладать широкими познаниями или упражнять воображение, и поэтому при разрешении нынешнего затруднения он не колебался, поскольку попросту обязан был положиться на свою коллекцию традиций, банальных по сути, но удивительно действенных при принятии решений. Верность родине. Пример предков. Советы равных. Оставаться верным России и следовать примеру предков Романовых, которые никогда не мнили себя больше своей империи, означало допустить, что Советскому правительству следует помогать, не препятствовать его экспериментам и желать успеха в том, в чём Романовы потерпели неудачу. Оставались ещё советы равных.

За одним-единственным исключением, они все считали меня сумасшедшим. Как это ни покажется невероятным, я нашел понимание и поддержку в лице одного европейского монарха, известного проницательностью своих суждений.

― Окажись вы в моём положении, ― спросил я его напрямик, ― позволили бы вы своей личной обиде и жажде мщения заслонить заботу о будущем вашей страны?

Вопрос заинтересовал его. Он всё серьезно взвесил и предложил мне перефразировать вопрос.

― Давайте выразим это иначе, ― сказал он, словно обращался к совету министров. ― Что гуще: кровь или то, что я назвал бы «имперской субстанцией». Что дороже: жизнь ваших родственников или дальнейшее воплощение имперской идеи? Мой вопрос ― это ответ на ваш. Если то, что вы любили в России, сводилось единственно к вашей семье, то вы никогда не сможете простить Советы. Но если вам суждено прожить свою жизнь, подобно мне желая сохранения империи, будь то под нынешним знаменем или под красным флагом победившей революции ― то зачем колебаться? Почему не найти в себе достаточно мужества и не признать достижения тех, кто сменил вас?

Ещё более жаркие дебаты ожидали меня в Клубе Армии и Флота [в США].

Его руководство считало само собой разумеющимся, что я буду проклинать Советскую Россию и предскажу неминуемый крах пятилетнему плану. От этого я отказался. Ничто не претит мне больше, нежели тот спектакль, когда русский изгнанник даёт жажде возмездия заглушить свою национальную гордость. В беседе с членами Клуба Армии и Флота я дал понять, что я прежде всего русский и лишь потом великий князь. Я, как мог, описал им неограниченные ресурсы России и сказал, что не сомневаюсь в успешном выполнении пятилетки.

― На это может уйти, ― добавил я, ― ещё год-другой, но если говорить о будущем, то этот план не просто будет выполнен ― за ним должен последовать новый план, возможно, десятилетний или даже пятнадцатилетний. Россия больше никогда не опустится до положения мирового отстойника. Ни один царь никогда не смог бы претворить в жизнь столь грандиозную программу, потому что его действия сковывали слишком многие принципы, дипломатические и прочие.

Нынешние правители России ― реалисты. Они беспринципны ― в том смысле, в каком был беспринципен Пётр Великий. Они так же беспринципны, как ваши железнодорожные короли полвека назад или ваши банкиры сегодня, с той единственной разницей, что в их случае мы имеем дело с большей человеческой честностью и бескорыстием.

Так получилось, что за столом председателя, прямо рядом со мной, сидел генерал ***, потомок знаменитого железнодорожного магната и член советов правления полсотни корпораций. Когда под звуки весьма нерешительных аплодисментов я закончил, наши глаза встретились.

― Странно слышать такие речи от человека, чьих братьев расстреляли большевики, ― сказал он с нескрываемым отвращением.

― Вы совершенно правы, генерал, ― ответил я, ― но, в конце концов, мы, Романовы, вообще странная семья. Величайший из нас убил собственного сына за то, что тот попытался вмешаться в выполнение его «пятилетнего плана».

Какое-то мгновение он молчал, затем попытался уйти от темы:

― Но что бы вы нам посоветовали предпринять, чтобы оградить себя от этой опасности?

― Честно говоря, не знаю, ― сказал я. ― Да и потом, генерал, это взгляд с вашей колокольни. Я русский, разве не видите.

Что же до остальных членов Клуба Армии и Флота, то я должен честно признать, что, когда первое потрясение прошло, они обступили меня, жали руку и хвалили за «искренность» и «мужество».

― Знаете, что вы сегодня натворили? ― спросил президент клуба, когда я собрался уходить. ― Вы сделали из меня почти что большевика...

(из книги воспоминаний великого князя А.М.Романова)

Александр Михайлович Тверской

Воспоминания великого князя Александра Михайловича Романова

С предисловием Николая Старикова

Великий, но неизвестный

Великого князя Александра Михайловича Романова совершенно справедливо можно отнести к тем личностям русской истории, которые знакомы лишь историкам и людям, глубоко погруженным «в материал». Между тем именно его перу принадлежат мемуары, которые, несомненно, должны считаться интереснейшим документом той поры.

Но прежде чем говорить о содержании воспоминаний Великого князя, нужно сказать несколько слов и о нем самом. Тогда станет понятно, какие высокие посты он занимал, с кем общался, что знал, о чем написал, а о чем лишь намекнул в своих мемуарах.

Александр Михайлович Романов (1866–1933) был внуком императора Николая I, сыном великого князя Михаила Николаевича. Поскольку генеалогическое древо Романовых весьма разрослось за XIX век, необходимо дать еще несколько ориентиров. Александр Михайлович был одновременно двоюродным дядей будущего императора Николая II и его другом детства. Но и этим его близость к последнему нашему царю не исчерпывается. 25 июля 1894 года Великий князь женился на родной сестре Николая – Великой княжне Ксении Александровне, дочери императора Александра III. В этом браке, который впоследствии распадется в эмиграции, родится семеро детей. Старшая дочь Ирина Александровна выйдет замуж за графа Феликса Юсупова. Да, да, того самого – будущего убийцу Григория Распутина. А сама Ирина Юсупова, согласно «официальной» версии убийства святого старца, выступала в роли приманки для Распутина. Правда, заочно и не зная о страшном замысле своего мужа и… британской разведки.

Роскошное бракосочетание Александра Михайловича и Ксении Александровны состоялось в соборе Большого Петергофского дворца, а через несколько месяцев государь скончался. «Друг детства» Александра Михайловича стал царем. Достаточно тесные отношения с Николаем II великий князь сохранил, однако самым близким другом он уже последнему русскому царю все же не был. Будучи специалистом в деле кораблестроения, великий князь возглавил благородное дело перевооружения флота (заняв пост председателя Особого комитета по усилению флота на добровольные пожертвования) после трагических для России поражений на море в ходе русско-японской войны. Но главный вклад в обороноспособность России он внес совсем в другой сфере. Александр Михайлович Романов фактически стал родоначальником русской авиации, он – инициатор создания офицерской школы авиации под Севастополем. Поэтому во время Первой мировой войны заведовал авиационной частью действующей армии. Дальнейшая судьба великого князя неотделима от судьбы царствующего дома. После Февральской революции он был сослан в Крым, после Октября его и ряд других представителей семьи Романовых поселили под охраной целого отряда революционных матросов, присланных самим Лениным(!), в имении Дюльбер. И этот отряд отчаянно защищал Романовых от поползновений местных «революционеров», которым очень хотелось их убить. В итоге все Романовы живыми и здоровыми были переданы в руки вступивших в Крым немцев в 1918 году.

Далее – британский дредноут и эмиграция в Европу уже после окончания Первой мировой войны. Там, в эмиграции, великий князь и скончался. Могила его дочери Ирины и ее мужа Феликса Юсупова находится рядом с Парижем – на Сен-Женевьев-де-Буа.

Чем так интересны мемуары Александра Михайловича Романова? В первую очередь стилем: написано очень увлекательно и талантливо. Да и факты подаются весьма открыто и без двусмысленностей. Если он пишет о русско-турецкой войне, то прямо говорит, что Россия воюет не с турками, а с Англией, которая стоит за спиной Стамбула. Прекрасно изображен и тесть автора мемуаров – император Александр III. Именно у Александра Михайловича приведен полный вариант знаменитого высказывания царя-миротворца: «Во всем свете у нас только два верных союзника, – любил он говорить своим министрам: наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас».

Точно описывает Александр Михайлович и страну, которая была в тот момент главным геополитическим соперником России: «Мы обязаны Британскому правительству тем, что Александр III очень скоро высказал всю твердость своей внешней политики. Не прошло и года по восшествии на престол молодого Императора, как произошел серьезный инцидент на русско-афганской границе. Под влиянием Англии, которая со страхом взирала на рост русского влияния в Туркестане, афганцы заняли русскую территорию по соседству с крепостью Кушкою.

Командир военного округа телеграфировал Государю, испрашивая инструкций. “Выгнать и проучить, как следует” был лаконический ответ из Гатчины. Афганцы постыдно бежали, и их преследовали несколько десятков верст наши казаки, которые хотели взять в плен английских инструкторов, бывших при афганском отряде. Но они успели скрыться».

Многое можно найти в мемуарах великого князя. Например, узнать, что знаменитая катастрофа в Борках, когда поезд Александра III сошел с рельсов, была террористическим актом, а не случайностью. Убедиться в том, что Николай II не хотел войны с Японией и даже не верил в то, что она может начаться. Фактов целое море, пищи для размышлений хоть отбавляй. И все это написано очень ярко и живо. Даже о корнях современного кризиса на Украине можно найти в мемуарах Александра Михайловича:

«“Мы требуем самостоятельной Украины”. Последний лозунг – мастерской удар гетманской стратегии – нуждается в пояснении. Понятие “Украина” охватывало колоссальную территорию юго-запада России, граничившей на западе с Австрией, центральными губерниями Великороссии на севере и Донецким бассейном на востоке. Столицей Украины должен был быть Киев, а Одесса – главным портом, который вывозил бы пшеницу и сахар. Четыре века тому назад Украина была территорией, на которой ожесточенно боролись между собою поляки и свободное казачество, называвшее себя “украинцами”. В 1649 году Царь Алексей Михайлович, по просьбе гетмана Богдана Хмельницкого, взял Малороссию под “свою высокую руку”. В составе Российской Империи Украина процветала, и русские монархи приложили все усилия, чтобы развить ее сельское хозяйство и промышленность. 99 % населения “Украины” говорило, читало и писало по-русски, и лишь небольшая группа фанатиков, получавших материальную поддержку из Галиции, вела пропаганду на украинском языке в пользу отторжения Украины».

«По-видимому, “союзники” собираются превратить Россию в британскую колонию, – писал Троцкий в одной из своих прокламаций в Красной Армии. И разве на этот раз он не был прав?» – а вот этой цитатой из предлагаемых мемуаров, пожалуй, и стоит закончить предисловие.

У всех на слуху и на виду трагическая гибель семьи злосчастного российского монарха Николая II. А между тем императорская фамилия Романовых по-прежнему многочисленна. Большинство ныне живущих Романовых являются потомками Великого князя Александра Михайловича .

Особую роль в чудесном спасении Романовых в 1920 году из Ливадии сыграла огромная популярность Александра Михайловича Романова среди моряков Черноморского флота и первых летчиков Российского военно-воздушного флота, подготовленных в Севастополе и Каче.

Детская дружба Сандро (так называли Александра Михайловича, чтобы отличать от многочисленных тезок среди императорской фамилии) с будущим императором Николаем II также началась в Крыму, со случайной встречи на Царской тропе между Ливадией и Гаспрой. Но взрослая жизнь Николая была полна ошибок и проблем (и лишь немногих приятных и тихих месяцев в Крыму).
А Сандро прожил удивительную полную приключений и достижений жизнь моряка, мистика, романтика, воспитателя, государственного деятеля. И среди прочих его заслуг самая важная, но мало кому известная - создание русской военной авиации и, в частности, Качинского училища летчиков под Севастополем.

Имение Гаспра к западу от Ялты и Царская тропа
Имение в Гаспре было приобретено в собственность великим князем Михаилом Николаевичем, младшим сыном императора Николая I, наместником государя на Кавказе, у княгини Мещерской в 1869 году. Участок около 70 десятин (более 100 га) был расположен на почтовом тракте у Ай-Петринской яйлы.

Имение занимало обширную площадь от Севастопольского шоссе до берега моря, заканчиваясь мысом Ай-Тодор.
Трудно было найти более живописное место на всем побережье. Великий князь очень гордился своей покупкой. В тиши и прохладе прекрасного парка был возведен небольшой дворец, свитский корпус, хозяйственные постройки. Значительная часть земли отводилась под виноградники, при которых был построен винный подвал.
Михаил Николаевич любил свое крымское имение, здесь он отпраздновал собственное 50-летие. За завтраком в тот день - 13 октября 1882 года - присутствовал его брат великий князь Константин Николаевич, владелец чудесного имения в Ореанде.
Позже Михаил Николаевич поделил это имение между сыновьями Александром и Георгием. Большая часть имения по решению отца досталась Александру Михайловичу, который и назвал ее Ай-Тодор . Георгий Михайлович дал своей части имя Харакс в честь известной римской крепости.
Пять братьев и сестра великого князя Александра Михайловича провели свое детство в Крыму, в этом имении, поэтому каждый из них сохранил о нем самые яркие и дорогие воспоминания.
Александр Михайлович очень любил Ай-Тодор, поэтому именно в нем решил провести свой медовый месяц.
Свою будущую жену, великую княжну Ксению, сестру Николая II, он впервые увидел, когда она была еще совсем ребенком, - на руках у няни. Ему же было в то время 11 лет.
Когда великий князь отправился в кругосветное путешествие, в его кармане был маленький конверт, в котором лежала карточка с надписью: "Лучшие пожелания и скорое возвращение. Твой моряк Ксения ". Юной великой княжне тогда еще не было 12 лет.
В 1893 году Александр Михайлович попросил руки Ксении у ее отца императора Александра III. Тот неожиданно быстро согласился, попросив подождать один год, так как невесте было всего 17 лет. Жених со спокойным сердцем отправился по делам службы в Америку на одном из самых современных русских крейсеров "Дмитрий Донской".
Свадьба Александра Михайловича, внука императора Николая I и великой княжны Ксении, дочери Александра III, состоялась в конце июля 1894 года. Это была первая и единственная свадьба между представителями династии Романовых.
Во время церковной службы и пения придворных певчих Александр был погружен в мысли о предстоящем свадебном путешествии в Крым.
В своих воспоминаниях он писал: "Я и Ай-Тодор выросли как бы вместе . С годами Ай-Тодор превратился в цветущий уголок, покрытый садами, виноградниками, полянами и прорезанный по берегу бухтами. На берегу был выстроен маяк, который позволял нам ориентироваться на море в туманные ночи.
Для нас, детей, этот ярко сиявший сноп света Ай-Тодорского маяка стал символом счастья. Я думал о том, будет ли Ксения это чувствовать так же, как и мои братья в течение этих двадцати лет ". На следующее утро после венчания молодые получили поздравления дипломатического корпуса в Зимнем дворце, посетили усыпальницу царственных предков в Петропавловском соборе, поклонились чудотворной иконе Спасителя в домике Петра Великого и только после окончания свадебного церемониала сели в экстренный поезд, который сравнительно быстро, за 72 часа, доставил их в Крым.
В холостяцкие годы Александр Михайлович мало заботился об Ай-Тодорском дворце, но, вступая в брак, привел его в порядок.
На Южном берегу уже ждали высоких гостей. Была заказанаполковая музыка, выставлены почетные караулы в Севастополе и в Ялте.
Их Высочества прибыли в Ялту из Севастополя на яхте "Тамара", которую великий князь приобрел в Лондоне у американского миллионера.
В Ай-Тодорском имении началась счастливая жизнь молодых супругов, полная надежд и планов на многие годы вперед. Но судьба распорядилась иначе.
Через три месяца после их свадьбы в возрасте 49 лет умер император Александр III. На престол вступил последний российский император Николай II.
Великий князь Александр Михайлович приходился Николаю II двоюродным дядей, хотя они были почти ровесниками. Знали они друг друга с детских лет и многие годы были очень дружны. Две пары молодоженов жили рядом и в Петербурге, и в Крыму. Они часто с удовольствием проводили время вместе.
Для поездок верхом и прогулок между Ливадией и Гаспрой была благоустроена древняя вьючная тропа, которую Сандро называл Горизонтальная дорожка . В народе ее стали называть , а в советские времена переименовали в Солнечную, хотя места эти хороши именно своей приятной тенью.
Когда в 1895 году у Александра Михайловича родилась дочь Ирина, царь и его жена часами проводили время у постели Ксении Александровны, восхищаясь красотой малютки, будущей княгини Юсуповой.
За Ириной последовали другие дети, все они были сыновья, внуки императора Александра III.
Дети росли в Крыму , где Александр Михайлович из образцового морского офицера превратился в сельского хозяина. Увеличение семейства сопровождалось расширением Ай-Тодорского имения. Великий князь прикупал земли у крымских татар, увеличивая площадь своих владений. Покупка каждой десятины доставляла ему, по его словам, не меньшую радость, чем рождение сына.
В 1902 году имение занимало уже более 200 десятин. "Я испытывал громадное наслаждение, сажая новые деревья, работая на виноградниках и наблюдая за продажей моих фруктов, вин, цветов. Было что-то необыкновенно бодрящее в возможности встать с восходом солнца и говорить самому себе, скача верхом по узкой тропинке, окаймленной непроходимыми насаждениями роз. Вот это реально! Это все мое! Это никогда не изменит! Здесь мое место и здесь я хотел бы остаться на всю жизнь", - вспоминал Александр Михайлович счастливые дни, проведенные в Ай-Тодоре.
Крым занимал очень важное место в жизни князя и его многочисленной семьи.
Здесь жили близкие по духу и культуре люди, родственники, друзья.

Училище летчиков в гарнизоне Кача к северу от Севастополя
Быстрое развитие авиации в странах Европы и ходатайства патриотов, желавших видеть Россию великой авиационной державой, привели к разрешению Императора Николая II создать школу для обучения офицеров полетам на аэропланах. Шефом авиаторов России стал вице-адмирал, князь Александр Михайлович .Всемирную известность этому поселку принесло Качинское высшее военное авиационное училище лётчиков – одна из двух первых российских лётных школ и первая – полностью военная.
В 1910 году Отделом Воздушного Флота России была создана первая русская школа летчиков. 24 ноября 1910 года состоялась ее открытие на аэродроме «Куликово поле» вблизи города Севастополя. Школа была открыта на добровольные пожертвования граждан России. На тот момент школа насчитывала только 8 самолетов.
Вскоре аэродром на Куликовом поле стал тесен, появились новые самолеты. Подходящее поле для летной школы было найдено в 12 верстах от Севастополя вблизи долины реки Кача.
21 ноября 1912 года считают днем основания Качи и Качинской летной школы – по престольному празднику архистратига Михаила, объявленного Русской Православной Церковью покровителем школы авиации.
В период с 1910 года по 1917 год было подготовлено 609 летчиков .
В 1914 году на аэродроме Качинской школы приземлился самолет, ведомый русским пилотом, автором «мертвой петли» - Нестеровым П.Н . Во время Первой Мировой войны, летчики, развивая Нестеровскую школу фигурного летания, освоили так называемый «штопор».

Книга воспоминаний

ПРИЛОЖЕНИЕ К «ИЛЛЮСТРИРОВАННОЙ РОССИИ»

на 1933 год

ГЛАВА XV.
... 4.
Как-то утром, просматривая газеты, я увидел заголовки, сообщавшие об удаче полета Блерио над Ла-Маншем. Эта новость пробудила к жизни прежнего Великого Князя Александра Михайловича. Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха еще с того времени, когда Сантос-Дюмон летал вокруг Эйфелевой башни, я понял, что достижение Блерио давало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны .
Я решил немедленно приняться за это дело и попытаться применить аэропланы в русской военной авиации. У меня еще оставались два миллиона рублей, которые были в свое время собраны по всенародной подписке на постройку минных крейсеров после гибели нашего флота в русско-японскую войну.
Я запросил редакции крупнейших русских газет, не будут ли жертвователи иметь что-либо против того, чтобы остающиеся деньги были бы израсходованы не на постройку минных крейсеров, а на покупку аэропланов? Чрез неделю я начал получать тысячи ответов, содержавших единодушное одобрение моему плану. Государь также одобрил его. Я поехал в Париж и заключил торговое соглашение с Блерио и Вуазеном.
Они обязались дать нам аэропланы и инструкторов, я же должен был организовать аэродром, подыскать кадры учеников, оказывать им во всем содействие, а главное, конечно, снабжать их денежными средствами. После этого я решил вернуться в Poccию. Гатчина, Петергоф, Царское Село и С. Петербург снова увидят меня в роли новатора.

Военный министр генерал Сухомлинов затрясся от смеха, когда я заговорил с ним об аэропланах.
-Я вас правильно понял, Ваше Высочество ,- спросил он меня между двумя приступами смеха:-вы собиpaeтесь применить эти игрушки Блерио в нашей армии? Угодно ли вам, чтобы наши офицеры бросили свои занятия и отправились летать чрез Ла-Манш, или же они должны забавляться этим здесь ?
- Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Я у вас прошу только дать мне несколько офицеров, которые поедут со мною в Париж, где их научать летать у Блерио и Вуазена. Что же касается дальнейшего, то хорошо смеется тот, кто смеется последним .
Государь дал мне разрешение на командировку в Париж избранных мною офицеров. Великий Князь Николай Николаевич не видел в моей затее никакого смысла.

Первая группа офицеров выехала в Париж, а я отправился в Севастополь для того, чтобы выбрать место для будущего аэродрома. Я работал с прежним увлечением, преодолевая препятствия, которые мне ставили военные власти, не боясь насмешек и идя к намеченной цели. К концу осени 1908 г. мой первый аэродром и ангары были готовы. Весною 1909 т. мои офицеры окончили школу Блерио. Ранним летом в Петербурге была установлена первая авиационная неделя. Многочисленная публика - свидетели первых русских полетов - была в восторге и кричала ура. Сухомлинов нашел это зрелище очень занимательным, но для армии не видел от него никакой пользы.

Три месяца спустя, осенью 1909 года, я приобрел значительный участок земли к западу от Севастополя и заложил первую русскую авиационную школу , которая во время великой войны снабжала нашу армию летчиками и наблюдателями.

5.
Я продолжал свою деятельность в области воздухоплавания, ездил заграницу и старался как можно меньше заниматься политикой.
Придворные круги были во власти двух противоречивых в своей сущности комплексов: зависти к успешной государственной деятельности Столыпина и ненависти к быстро растущему влиянию Распутина.
Столыпин, полный творческих сил, был гениальным человеком, задушившим анархию. Распутин являлся орудием в руках международных авантюристов. Рано или поздно Государь должен был решить, даст ли он возможность Столыпину осуществить задуманные им реформы или же позволит распутинской клике назначать министров.
Отношения мои к Государю и к Государыне были внешне вполне дружественными. Мы продолжали встречаться несколько раз в неделю и приглашали друг друга на обеды, но прежней сердечности в наших отношениях мы возродить не могли.
... три Великих Князя выражали явное неуважение к воле Государя и являлись весьма дурным примером для русского общества. Если Никки не мог заставить слушаться своих родственников, то еще труднее было ему добиться того же от своих министров, генералов и приближенных. Мы несомненно переживали эпоху упадка монархического начала.

Авиационная школа развивалась. Ее офицеры участвовали в маневрах 1912 г. Сознание необходимости аэропланов для военных целей, наконец, проникло в среду закоренелых бюрократов Военного Министерства. Я заслужил великодушное одобрение Государя.
- Ты был прав, - сказал Никки во время посещения Авиационной школы: - прости меня за то, что я относился к твоей идее недоверчиво. Я радуюсь, что ты победил, Сандро. Ты доволен?
Я был и доволен и недоволен. Мой триумф в авиации не смягчил горечи моих неудач во флоте. Эту рану ничто не могло залечить. Ничто не могло заставить забыть меня кошмары 1904 -1906 г. г.

6.
Между тем наши странствования бросали нас из одного конца. Европы в другой.
Традиционная весенняя встреча с королевой английской Александрой в Дании. Paнний летний сезон в Лондоне. Пребывание Ксении на водах в Киссингене или же в Виттеле. Далее сезон в Биаррице. Экскурсии детей в Швейцарию. Ранний зимний сезон в Каннах. Мы покрывали в вагоне многие тысячи километров.
Летом 1913 года наша ежегодная программа мне надоела. Ксения и дети остановились в громадном отеле в Трепоре, а я отправился в Америку. Успехи Куртиса и братьев Райт делали мою поездку необходимой, но кроме того, мне хотелось провести несколько недель в обществе моих друзей в Филадельфии и в Ньюпорте. Мое намерение вернуться чрез короткое время в Соединенные Штаты обратно исполнилось ровно двадцать лет спустя.
...Разница между Европой и Америкой была слишком разительна.
Поздней осенью в 1913 г. я был опять в С. Петербурге и предсказывал надвигающуюся мировую войну.
- Вы можете точно предсказать, когда война начнется? - спрашивали меня умные, но иронически настроенные люди .
- Да, могу, не позже 1915 года .
- Ужасно...

Наступила зима 1913 -14 г. г. - мой последний «Cветский сезон» в С. Петербурге. Главной темой разговоров являлось трехсотлетие Дома Романовых, празднование которого началось прошлой весной. Казалось, все было в порядке. Правительство уверяло, что все шло так, как еще никогда не шло со времен Александра III.
В феврале дочь моя Ирина вступила, в брак с князем Ф. Ф. Юсуповым. Новобрачные отправились в свадебное путешествие в Италию и в Египет, условившись встретиться с нами в июне.

ГЛАВА XVI.

Ни один из сотни миллионов европейцев того времени не желал войны. Коллективно - все они были способны линчевать того, кто осмелился бы в эти ответственные дня проповедовать умеренность.
За попытку напомнить об ужасах грядущей войны, они убили Жореса в Париже и бросили в тюрьму Либкнехта в Берлине.
Немцы французы, англичане и австрийцы, русские и бельгийцы все подпадали под власть психоза разрушения, предтечами которого были убийства, самоубийства и оргии предшествовавшего года. В августе же 1914 года это массовое помешательство достигло кульминационной точки.
....Я верю, что после тяжелых испытаний в России зародится Царство Духа, Царство освобождения души человека.
Не может быть Голгофы без Воскресения. А более тяжкой Голгофы, чем Голгофа Великомученицы России, мир не видел.
Будем верить в Царство Духа.
Вот что я хотел сказать моим русским читателем.

Великий Князь АЛЕКСАНДР МИХАЙЛОВИЧ

Париж
Июнь 1932 г
=======================================

Я надеюсь, что будет в гарнизоне Кача памятник этому необыкновенному человеку. Небольшой обзор материалов о Великом князе Александре Михайловиче вызовет интерес к более глубокому знакомству с литературой о нем и его собственным мемуарам.

Краткая биографическая справка

Александр Михайлович Романов, известный как Сандро, (родился 1 апреля 1866, Тифлис. Умер - 26 февраля 1933, Рокбрюн, департамент Приморские Альпы, Франция), великий князь, Его Императорское Высочество, четвёртый сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Фёдоровны, внук Николая I.

Получил домашнее образование, друг детства императора Николая II.

В 1885 году окончил Морское училище в звании мичмана, зачислен в гвардейский экипаж, и проходил службу на флоте. В 1886 совершил кругосветное плавание на корвете «Рында» . В 1890-91 совершил плавание в Индию на собственной яхте «Тамара». В 1892 командир миноносца «Ревель». В 1893 в должности старшего лейтенанта совершил плавание в Северную Америку на фрегате «Дмитрий Донской» в составе эскадры посланной в Америко по случаю 400-летия открытия Нового Света. В 1894 произведён в капитаны 2-го ранга.

В 1894 женился на Ксении Александровне, дочери Александра III.

С марта 1895 по июль 1896 - старший офицер броненосца «Сисой Великий». С 1891 являлся инициатором и основателем издания первого в стране ежегодного справочника «Военные флоты», возглавлял его регулярный выход в свет до 1906 года. В 1895 году представил Николаю II разработанную под его руководством программу усиления Российского флота на Тихом океане, в которой предсказывал, что в 1903-1904 начнётся война с Японией, после завершения японской судостроительной программы. Программа и связанные с нею вопросы были подвергнуты обсуждению но не приняты, что привело к его отставке.

В 1898 вернулся на действительную службу на флот. С 31 января 1899 - старший офицер броненосца береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин». В 1901-1902 командовал черноморским эскадренным броненосцем «Ростислав». 1 января 1903 произведён в контр-адмиралы, назначен младшим флагманом флота Черноморского моря с зачислением в свиту его Величества.

Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. руководил подготовкой и действиями вспомогательных крейсеров из пароходов Добровольного флота на вражеских коммуникациях, затем возглавил «Особый комитет по усилению военного флота на добровольные пожертвования ». В 1905 г. принял командование отрядом новых минных крейсеров (эсминцев) Балтийского флота, построенных на собранные этим комитетом средства.

Высказывался против посылки 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, считая её недостаточно сильной. Принял непосредственное участие в разработке программ воссоздания флота, стремился привлечь к решению этой задачи внимание органов государственного управления и общественности, выступал активным сторонником постройки качественно новых линейных кораблей. В 1909 году Александру Михайловичу было присвоено звание вице-адмирала.

Один из первых руководителей русской авиации, был инициатором создания офицерской авиационной школы под Севастополем в 1910 , шеф Императорского ВВФ . Участвовал в Первой мировой войне.

После Февральской революции из армии были удалены все Романовы, и Александр Михайлович 22 марта 1917 был уволен от службы по прошению с мундиром.

Некоторое время жил в Крыму в Ливадии , а в 1920 г. смог покинуть Россию на английском военном корабле вместе с женой и детьми, а также вдовствующей императрицей Марией Федоровной (тещей), которая гостила у дочери и, таким образом, по случайности не попала в группы Романовых, подлежащих ликвидации.

В эмиграции был почетным председателем Союза русских военных летчиков , Парижской кают-компании, Объединения чинов гвардейского экипажа, покровителем Национальной организации русских разведчиков .

В эмиграции выпустил чрезвычайно интересную «Книгу воспоминаний», являющуюся ценным источником и благодаря своей искренности и интеллекту автора вызывающую симпатию.

Семья
В 1894 г. в Петергофе женился на своей двоюродной племяннице Ксении Александровне, старшей дочери Александра III, родной сестре Николая II. Ксения Александровна умерла в Англии, в Wilderness House, Hampton Court, Middlesex, 20 апреля 1960 г.

Их дети : Ирина (1895-1970), с 1914 г. жена Феликса Феликсовича Юсупова, мл. (1887-1967) Андрей (1897-1981) Фёдор (1898-1968) Никита (1900-1974) Дмитрий (1901-1980) Ростислав (1902-1977) Василий (1907-1989) Большинство ныне живущих Романовых являются потомками Александра Михайловича.

Членство в организациях
Почётный председатель Русского Императорского Общества Судоходства, председатель промыслового отдела Александр Михайлович был «мистическим масоном» и спиритиком, называл себя розенкрейцером и филалетом. Состоял в масонской «Великокняжеской Ложе» (Санкт-Петербург, после 1907 до 1917), основатель «Адмиралтейской Ложи» (Санкт-Петербург, 1910-е), работавшей по ритуалу филалетов. Согласно энциклопедическому словарю Серкова, Александр Михайлович был мастером ложи «Карма», работавшей в 1910-1919 годах по шведскому (розенкрейцерскому) уставу.

У всех на слуху и на виду трагическая гибель семьи злосчастного российского монарха Николая II. А между тем императорская фамилия Романовых по-прежнему многочисленна. Большинство ныне живущих Романовых являются потомками Великого князя Александра Михайловича . Особую роль в чудесном спасении Романовых в 1920 году из Ливадии сыграла огромная популярность Александра Михайловича Романова среди моряков Черноморского флота и первых летчиков Российского военно-воздушного флота, подготовленных в Севастополе и Каче. Детская дружба Сандро (так называли Александра Михайловича, чтобы отличать от многочисленных тезок среди императорской фамилии) с будущим императором Николаем II также началась в Крыму, со случайной встречи на Царской тропе между Ливадией и Гаспрой. Но взрослая жизнь Николая была полна ошибок и проблем (и лишь немногих приятных и тихих месяцев в Крыму). А Сандро прожил удивительную полную приключений и достижений жизнь моряка, мистика, романтика, воспитателя, государственного деятеля. И среди прочих его заслуг самая важная, но мало кому известная — создание русской военной авиации и, в частности, Качинского училища летчиков под Севастополем.

Я надеюсь, что небольшой обзор материалов о Великом князе Александре Михайловиче вызовет интерес к более глубокому знакомству с литературой о нем и его собственным мемуарам.

Краткая биографическая справка

Александр Михайлович Романов, известный как Сандро, (родился 1 апреля 1866, Тифлис. Умер - 26 февраля 1933, Рокбрюн, департамент Приморские Альпы, Франция), великий князь, Его Императорское Высочество, четвёртый сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Фёдоровны, внук Николая I.

Получил домашнее образование, друг детства императора Николая II.

В 1885 году окончил Морское училище в звании мичмана, зачислен в гвардейский экипаж, и проходил службу на флоте. В 1886 совершил кругосветное плавание на корвете «Рында» . В 1890-91 совершил плавание в Индию на собственной яхте «Тамара». В 1892 командир миноносца «Ревель». В 1893 в должности старшего лейтенанта совершил плавание в Северную Америку на фрегате «Дмитрий Донской» в составе эскадры посланной в Америко по случаю 400-летия открытия Нового Света. В 1894 произведён в капитаны 2-го ранга.

В 1894 женился на Ксении Александровне, дочери Александра III.

С марта 1895 по июль 1896 - старший офицер броненосца «Сисой Великий». С 1891 являлся инициатором и основателем издания первого в стране ежегодного справочника «Военные флоты», возглавлял его регулярный выход в свет до 1906 года. В 1895 году представил Николаю II разработанную под его руководством программу усиления Российского флота на Тихом океане, в которой предсказывал, что в 1903-1904 начнётся война с Японией, после завершения японской судостроительной программы. Программа и связанные с нею вопросы были подвергнуты обсуждению но не приняты, что привело к его отставке.

В 1898 вернулся на действительную службу на флот. С 31 января 1899 - старший офицер броненосца береговой обороны «Генерал-адмирал Апраксин». В 1901-1902 командовал черноморским эскадренным броненосцем «Ростислав». 1 января 1903 произведён в контр-адмиралы, назначен младшим флагманом флота Черноморского моря с зачислением в свиту его Величества.

Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. руководил подготовкой и действиями вспомогательных крейсеров из пароходов Добровольного флота на вражеских коммуникациях, затем возглавил «Особый комитет по усилению военного флота на добровольные пожертвования ». В 1905 г. принял командование отрядом новых минных крейсеров (эсминцев) Балтийского флота, построенных на собранные этим комитетом средства.

Высказывался против посылки 2-й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток, считая её недостаточно сильной. Принял непосредственное участие в разработке программ воссоздания флота, стремился привлечь к решению этой задачи внимание органов государственного управления и общественности, выступал активным сторонником постройки качественно новых линейных кораблей. В 1909 году Александру Михайловичу было присвоено звание вице-адмирала.

Один из первых руководителей русской авиации, был инициатором создания офицерской авиационной школы под Севастополем в 1910 , шеф Императорского ВВФ . Участвовал в Первой мировой войне.

После Февральской революции из армии были удалены все Романовы, и Александр Михайлович 22 марта 1917 был уволен от службы по прошению с мундиром.

Некоторое время жил в Крыму в Ливадии , а в 1920 г. смог покинуть Россию на английском военном корабле вместе с женой и детьми, а также вдовствующей императрицей Марией Федоровной (тещей), которая гостила у дочери и, таким образом, по случайности не попала в группы Романовых, подлежащих ликвидации.

В эмиграции был почетным председателем Союза русских военных летчиков , Парижской кают-компании, Объединения чинов гвардейского экипажа, покровителем Национальной организации русских разведчиков .

В эмиграции выпустил чрезвычайно интересную «Книгу воспоминаний», являющуюся ценным источником и благодаря своей искренности и интеллекту автора вызывающую симпатию.

Семья
В 1894 г. в Петергофе женился на своей двоюродной племяннице Ксении Александровне, старшей дочери Александра III, родной сестре Николая II. Ксения Александровна умерла в Англии, в Wilderness House, Hampton Court, Middlesex, 20 апреля 1960 г.

Их дети : Ирина (1895-1970), с 1914 г. жена Феликса Феликсовича Юсупова, мл. (1887-1967) Андрей (1897-1981) Фёдор (1898-1968) Никита (1900-1974) Дмитрий (1901-1980) Ростислав (1902-1977) Василий (1907-1989) Большинство ныне живущих Романовых являются потомками Александра Михайловича.

Членство в организациях
Почётный председатель Русского Императорского Общества Судоходства, председатель промыслового отдела Александр Михайлович был «мистическим масоном» и спиритиком, называл себя розенкрейцером и филалетом. Состоял в масонской «Великокняжеской Ложе» (Санкт-Петербург, после 1907 до 1917), основатель «Адмиралтейской Ложи» (Санкт-Петербург, 1910-е), работавшей по ритуалу филалетов. Согласно энциклопедическому словарю Серкова, Александр Михайлович был мастером ложи «Карма», работавшей в 1910-1919 годах по шведскому (розенкрейцерскому) уставу.

Книга воспоминаний

ПРИЛОЖЕНИЕ К «ИЛЛЮСТРИРОВАННОЙ РОССИИ»

на 1933 год

ГЛАВА XV.
… 4.
Как-то утром, просматривая газеты, я увидел заголовки, сообщавшие об удаче полета Блерио над Ла-Маншем. Эта новость пробудила к жизни прежнего Великого Князя Александра Михайловича. Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха еще с того времени, когда Сантос-Дюмон летал вокруг Эйфелевой башни, я понял, что достижение Блерио давало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны.
Я решил немедленно приняться за это дело и попытаться применить аэропланы в русской военной авиации. У меня еще оставались два миллиона рублей, которые были в свое время собраны по всенародной подписке на постройку минных крейсеров после гибели нашего флота в русско-японскую войну.
Я запросил редакции крупнейших русских газет, не будут ли жертвователи иметь что-либо против того, чтобы остающиеся деньги были бы израсходованы не на постройку минных крейсеров, а на покупку аэропланов? Чрез неделю я начал получать тысячи ответов, содержавших единодушное одобрение моему плану. Государь также одобрил его. Я поехал в Париж и заключил торговое соглашение с Блерио и Вуазеном.
Они обязались дать нам аэропланы и инструкторов, я же должен был организовать аэродром, подыскать кадры учеников, оказывать им во всем содействие, а главное, конечно, снабжать их денежными средствами. После этого я решил вернуться в Poccию. Гатчина, Петергоф, Царское Село и С. Петербург снова увидят меня в роли новатора.

Военный министр генерал Сухомлинов затрясся от смеха, когда я заговорил с ним об аэропланах.
-Я вас правильно понял, Ваше Высочество,- спросил он меня между двумя приступами смеха:-вы собиpaeтесь применить эти игрушки Блерио в нашей армии? Угодно ли вам, чтобы наши офицеры бросили свои занятия и отправились летать чрез Ла-Манш, или же они должны забавляться этим здесь?
- Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Я у вас прошу только дать мне несколько офицеров, которые поедут со мною в Париж, где их научать летать у Блерио и Вуазена. Что же касается дальнейшего, то хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Государь дал мне разрешение на командировку в Париж избранных мною офицеров. Великий Князь Николай Николаевич не видел в моей затее никакого смысла.

Первая группа офицеров выехала в Париж, а я отправился в Севастополь для того, чтобы выбрать место для будущего аэродрома. Я работал с прежним увлечением, преодолевая препятствия, которые мне ставили военные власти, не боясь насмешек и идя к намеченной цели. К концу осени 1908 г. мой первый аэродром и ангары были готовы. Весною 1909 т. мои офицеры окончили школу Блерио. Ранним летом в Петербурге была установлена первая авиационная неделя. Многочисленная публика - свидетели первых русских полетов - была в восторге и кричала ура. Сухомлинов нашел это зрелище очень занимательным, но для армии не видел от него никакой пользы.

Три месяца спустя, осенью 1909 года, я приобрел значительный участок земли к западу от Севастополя и заложил первую русскую авиационную школу, которая во время великой войны снабжала нашу армию летчиками и наблюдателями.

В декабре 1909 года, я получил известие о смерти моего отца в Каннах. Ему было 77 лет и в последние годы своей жизни он был инвалидом. Его кончина меня глубоко потрясла. Свет без него казался опустевшим. Он был одним из немногих людей, которые никогда не отступали пред выполнением своего долга и жили по заветам Императора Николая I.
Русский крейсер привез тело отца в Севастополь, а оттуда мы повезли его в Петербург, где оно должно было быть предано земле в усыпальнице Петропавловской крепости. Дорога была грустно-знакомая и произвела на меня тягостное впечатление. Три раза в моей жизни я путешествовал с останками моих близких. Шесть дорогих для меня могил смотрели на меня в усыпальнице Петропавловской крепости: Александра II, Александра III, Великого Князя Георгия Александровича, моего брата Алексея Михайловича и моих родителей.
5.
Я продолжал свою деятельность в области воздухоплавания, ездил заграницу и старался как можно меньше заниматься политикой.
Придворные круги были во власти двух противоречивых в своей сущности комплексов: зависти к успешной государственной деятельности Столыпина и ненависти к быстро растущему влиянию Распутина.
Столыпин, полный творческих сил, был гениальным человеком, задушившим анархию. Распутин являлся орудием в руках международных авантюристов. Рано или поздно Государь должен был решить, даст ли он возможность Столыпину осуществить задуманные им реформы или же позволит распутинской клике назначать министров.
Отношения мои к Государю и к Государыне были внешне вполне дружественными. Мы продолжали встречаться несколько раз в неделю и приглашали друг друга на обеды, но прежней сердечности в наших отношениях мы возродить не могли.

В остальных членах Императорской семьи чувствовалось недовольство и отсутствие дисциплины. В царствование Императора Александра III мой бедный брат Михаил Михайлович был выслан заграницу за то, что вступил в морганатический брак с дочерью герцога Нассауского. Теперь же каждый из Великих Князей считал возможным в выборе подруги жизни следовать влечениям своего сердца.
Брат Царя, Великий Князь Михаил Александрович женился на простой, дважды разведенной женщине. Дядя Царя, Великий Князь Павел требовал для своей морганатической супруги прав, которые давались только особам королевской крови. Двоюродный брат Царя, Великий Князь Кирилл женился на своей двоюродной сестре Дэкки (дочери Великой Княгини Марии Александровны и герцога Эдинбургского) - факт неслыханный в анналах Царской семьи и православной церкви.
Все эти три Великих Князя выражали явное неуважение к воле Государя и являлись весьма дурным примером для русского общества. Если Никки не мог заставить слушаться своих родственников, то еще труднее было ему добиться того же от своих министров, генералов и приближенных. Мы несомненно переживали эпоху упадка монархического начала.

Авиационная школа развивалась. Ее офицеры участвовали в маневрах 1912 г. Сознание необходимости аэропланов для военных целей, наконец, проникло в среду закоренелых бюрократов Военного Министерства. Я заслужил великодушное одобрение Государя.
- Ты был прав, - сказал Никки во время посещения Авиационной школы: - прости меня за то, что я относился к твоей идее недоверчиво. Я радуюсь, что ты победил, Сандро. Ты доволен?
Я был и доволен и недоволен. Мой триумф в авиации не смягчил горечи моих неудач во флоте. Эту рану ничто не могло залечить. Ничто не могло заставить забыть меня кошмары 1904 -1906 г. г.

6.
Между тем наши странствования бросали нас из одного конца. Европы в другой.
Традиционная весенняя встреча с королевой английской Александрой в Дании. Paнний летний сезон в Лондоне. Пребывание Ксении на водах в Киссингене или же в Виттеле. Далее сезон в Биаррице. Экскурсии детей в Швейцарию. Ранний зимний сезон в Каннах. Мы покрывали в вагоне многие тысячи километров.
Летом 1913 года наша ежегодная программа мне надоела. Ксения и дети остановились в громадном отеле в Трепоре, а я отправился в Америку. Успехи Куртиса и братьев Райт делали мою поездку необходимой, но кроме того, мне хотелось провести несколько недель в обществе моих друзей в Филадельфии и в Ньюпорте. Мое намерение вернуться чрез короткое время в Соединенные Штаты обратно исполнилось ровно двадцать лет спустя.

Тени надвигающейся войны еще не переползли чрез Атлантический океан, хотя уже и в штатах чувствовалась напряженность, и банкиры покачивали головами. Мне было трудно отвязаться от всех репортеров, которые хотели узнать мое мнение о глубоких изменениях, происшедших в Нью-Йорке с 1893 г. Я должен был высказаться о новых горизонтах, комментировать успехи движения суффражисток, и гореть энтузиазмом по поводу будущего автомобиля.
В Соединенных Штатах произошло одно коренное изменение, которое, по-видимому, не было замечено туземными наблюдателями.

Постройка Панамского канала и колоссальное развитиe штатов по берегу Тихого океана изменили характер американской предприимчивости. Американская промышленность выросла до такой степени, что требовала вывоза своих продуктов заграницу. Американские финансисты, занимавшие прежде деньги в Лондоне, Париже и в Амстердаме, оказались сами в положении кредиторов.
Сельскохозяйственная республика Джефферсона уступила место царству Рокфеллеров, хотя американцы среднего уровня еще не понимали нового порядка вещей, и большинство американского народа продолжало жить идеалами XIX века.
Сколько раз, во время моего второго приезда в Америку, посещая громадные фабрики или же прислушиваясь к объяснениям относительно новой части какой-нибудь сложной машины, я возвращался мыслью к зловещему докладу, представленному незадолго до этого моим братом Сергеем в Петербурге, который имел возможность лично познакомиться в Вене с лихорадочной работой, происходившей на заводах военного снабжения центральных держав.
Разница между Европой и Америкой была слишком разительна.
Поздней осенью в 1913 г. я был опять в С. Петербурге и предсказывал надвигающуюся мировую войну.
- Вы можете точно предсказать, когда война начнется? - спрашивали меня умные, но иронически настроенные люди.
- Да, могу, не позже 1915 года.
- Ужасно…

Наступила зима 1913 -14 г. г. - мой последний «Cветский сезон» в С. Петербурге. Главной темой разговоров являлось трехсотлетие Дома Романовых, празднование которого началось прошлой весной. Казалось, все было в порядке. Правительство уверяло, что все шло так, как еще никогда не шло со времен Александра III.
В феврале дочь моя Ирина вступила, в брак с князем Ф. Ф. Юсуповым. Новобрачные отправились в свадебное путешествие в Италию и в Египет, условившись встретиться с нами в июне.

… ГЛАВА XVI.

… Ни один из сотни миллионов европейцев того времени не желал войны. Коллективно - все они были способны линчевать того, кто осмелился бы в эти ответственные дня проповедовать умеренность.
За попытку напомнить об ужасах грядущей войны, они убили Жореса в Париже и бросили в тюрьму Либкнехта в Берлине.
Немцы французы, англичане и австрийцы, русские и бельгийцы все подпадали под власть психоза разрушения, предтечами которого были убийства, самоубийства и оргии предшествовавшего года. В августе же 1914 года это массовое помешательство достигло кульминационной точки.
Лэди Асквит, жена премьер-министра Великобритании, вспоминает «блестящие глаза» и «веселую улыбку» Винстона Черчилля, когда он вошел в этот роковой вечер в ном. 10 на Доунинг стрит.
- Что же, Винстон, - спросила Асквит: - это мир?
- Нет, война, - ответил Черчилль. В тот же час германские офицеры поздравляли друг друга на Унтер ден Линден в Берлине с «славной возможностью выполнить, наконец, план Шлиффена», и тот же Извольский, предсказывавший всего три дня тому назад, что чрез две, недели все будет в порядке, теперь говорил, с видом триумфатора, покидая министерство иностранных дел в Париже: «Это - моя война».

Вильгельм произносил речи из балкона берлинского замка. Николай II, приблизительно в тех же выражениях, обращался к коленопреклоненной толпе у Зимнего Дворца. Оба они возносили к престолу Всевышнего мольбы о карах на головы зачинщиков войны.
Все были правы. Никто не хотел признать себя виновным. Нельзя было найти ни одного нормального человека в странах, расположенных между Бискайским заливом и Великим океаном.
Когда я возвращался в Poccию, мне довелось быть свидетелем самоубийства целого материка.