priboruniversalpro.ru Все секреты риэлтора. Недвижимость. Вопросы-ответы. Проверка документов.
§ 3. Противоречия уголовно-правового запрета и пути их преодоления
Последнее двадцатилетие отмечено становлением и интенсивным развитием социологического направления Российской уголовно-правовой науки. Определенным итогом развития социологии уголовного права явилась выработка принципов криминализации как научно обоснованных и сознательно применяемых общих правил и критериев оценки допустимости и целесообразности уголовно-правовой новеллы, устанавливающей ответственность за определенный вид деяний. Основным здесь остается криминализация и декриминализация общественно опасных деяний.
Попробуем понять суть этого процесса. Как известно, каждому уголовно-правовому запрету объективно присущи внутренние противоречия. Одним из наиболее наглядных примеров выступает противоречие между санкцией и санкцией уголовно-правовой нормы.
Уголовная ответственность за конкретный вид деяний устанавливается тогда, когда возникает необходимость в применении к лицам, их совершившим, мер уголовно-правового принуждения. В то же время ведущей целью уголовно-правовой нормы является обеспечение такого положения, при котором граждане добровольно воздерживались бы от совершения преступных посягательств и, следовательно, не требовалось бы применения уголовно-правовых санкций.
Цели уголовно-правового запрета во многом противоречат его реальным свойствам. Направленная на охрану общественных отношений, криминализация привносит в них определенные элементы дестабилизации. Появление новых уголовно-правовых запретов расширяет круг обязанностей граждан, сферу применения правового принуждения и в силу этого отнюдь не смягчающе воздействует на общественные нравы. В условиях, когда еще не достигнут общий высокий уровень правового и нравственного сознания, криминализация объективно способствует культивированию у определенной части населения «карательной психологии», отношения к преступникам как социальным изгоям, уповая на всесильность уголовно-правовых мер борьбы с преступностью.
Еще Монтескье, опасаясь частых и поспешных изменений уголовного законодательства в сторону усиления его суровости, писал: «Зло исчезает, но жестокость законодателя остается: остается в государстве зло, произведенное этой жестокостью. Она извратила умы, она приучила людей к деспотизму».
Еще более противоречиво фактическое применение уголовного наказания, которое сопровождается нарушением социально полезных связей индивида с обществом, что особенно отчетливо проявляется при изоляции осужденного. В связи с этим развитие уголовного законодательства в последние годы характеризуется поиском новых, более совершенных видов уголовно-правового принуждения, которые обеспечивали бы сведение к минимуму отрицательных последствий их применения.
Здесь обнаруживает себя еще одно противоречие, присущее уголовному правотворчеству. Осуществляя криминализацию деяний в связи с необходимостью применения к лицам, совершившим преступления, наиболее суровых карательных мер, государство вынуждено прибегать к корректировке этих мер, смягчению, приближающему их по характеру правоограничений к иным формам правового принуждения.
Установление уголовной ответственности оправдано лишь в том случае, когда иные средства борьбы с конкретным видом общественно опасного поведения оказываются недостаточно эффективными. Однако парадокс заключается в том, что уголовная ответственность сама по себе, взятая изолированно от остальных форм социального контроля, оказывается еще менее эффективным средством предупреждения антиобщественного поведения.
Более того, криминализация определенных деяний на практике нередко приводит к отказу или к ограничению общепредупредительных и специально-криминологических мер борьбы с ними. Поспешное обращение к уголовно-правовым средствам воздействия на поведение людей чревато тем, что может породить иллюзию легкости разрешения противоречий, существующих в общественных отношениях. Принятие новых законов, устанавливающих или усиливающих уголовную ответственность за определенные виды деяний, ужесточение карательной практики создают внешнее впечатление активизации борьбы с негативными явлениями общественной жизни.
Однако в действительности оказывается гораздо сложнее. Как показывает практика, даже необходимые обоснованные уголовно-правовые меры не приносят должного эффекта, не будучи подкрепленным широким комплексом социально-экономических, идеологических и специально-профилактических мероприятий, обеспечивающих условия для реализации объективных закономерностей хода реформ в Российском государстве.
Указанные противоречия, характерные для уголовно-правовых запретов, носят объективный, динамический характер, отражающий природу уголовно-правовых норм и их место в системе социального регулирования. Противоречия эти нельзя игнорировать, их невозможно раз и навсегда устранить. Они лишь могут и должны учитываться при осуществлении уголовной политики, последовательно разрешаться на каждом конкретно-историческом этапе развития правовой системы за счет научно обоснованного подхода к выбору форм и методов борьбы с преступностью, чтобы с новой остротой возникнуть на каждом следующем этапе.
Если угроза наказанием, по выражению Гегеля, «отодвигает в сторону справедливость», если криминализация ведет к противоречивым социальным результатам, то первое требование к уголовному правотворчеству состоит в отношении к уголовной ответственности как вынужденному, крайнему и нежелательному для общества средству борьбы с общественно опасными посягательствами.
Нежелательному как с точки зрения отрицательных последствий применения мер уголовно-правового принуждения, так и с позиций, что сама по себе необходимость в таких мерах свидетельствует об определенной неразвитости общепредупредительной системы. Поэтому уголовно-правовой запрет должен устанавливаться лишь тогда, когда объективная потребность в применении уголовно-правового принуждения «перекрывает» совокупность его негативных последствий.
К законодательному решению об объявлении определенного деяния преступным с известной долей условности применима выработанная в уголовном праве формула крайней необходимости: криминализация, как акт защиты одних социальных ценностей путем нарушения других, допустима лишь постольку, поскольку не «сработают» иные возможности предупреждения общественно опасных посягательств, а социально полезный результат криминализации превышает ее вредные последствия.
Уголовно-правовой запрет вводится для того, чтобы:
Послужить дополнительным фактором, удерживающим неустойчивых граждан от совершения преступлений;
Легализовать объективно обусловленную необходимость в применении к лицам, их совершившим, наиболее суровых мер государственного принуждения в строгих рамках законности при обеспечении конституционных прав и интересов личности. При этом криминализация должна не отменять, а дополнять иные социальные меры борьбы с общественно опасными посягательствами. В значительной степени именно появление нового уголовно-правового запрета призвано стимулировать широкое применение профилактических мероприятий.
Криминализация деяния – это острый сигнал о необходимости активизировать деятельность по выявлению и устранению причин и условий его совершения. Существующая угроза подвергнуться уголовному наказанию заставляет более «чутко» реагировать на иные меры воздействия. Наконец, установление и применение мер уголовной ответственности вызывает необходимость использования специальных средств, направленных на предупреждение рецидива.
Таким образом, криминализация определенных видов антиобщественного поведения объективно требует повышения действенности общесоциальной и специально-криминологической профилактики, от интенсивности и качества которых зависит и эффективность уголовно-правового воздействия. Чтобы центр тяжести в борьбе с теми или иными видами общественно опасных деяний не был перенесен в сферу карательно-принудительной деятельности, представляется необходимым:
Разумное ограничение в законе пределов уголовной ответственности, подчинение деятельности органов уголовной юстиции задачам профилактики преступлений,
Осуществление одновременно с криминализацией разработки и внедрения дополнительных организационно-правовых форм предупреждения актов преступного поведения.
Требование ограничения пределов уголовной ответственности означает, прежде всего, недопустимость криминализации тех деяний, которые не представляют в данных условиях значительной общественной опасности, не вызывают резкой непримиримости со стороны общественного мнения и борьба с которыми может достаточно эффективно вестись без обращения к уголовной ответственности.
Как показывает история развития уголовно-правовой политики в России, это бесспорное положение далеко не всегда соблюдается в законодательной практике. Поиск гибких форм охраны общественных отношений вполне закономерно привел к расширению использования так называемой условной криминализации (или условной декриминализации), при которой наступлению уголовной ответственности предшествует наложение на лицо административного взыскания за подобное правонарушение. Вместе с тем, законодатель в новом (действующем УК РФ) законе по неизвестным причинам отказался от преюдиции. Нам представляется, что условная криминализация должна рассматриваться в качестве наиболее эффективного средства правового реагирования на деяния, занимающие по степени общественной опасности пограничное положение между преступлениями и административными правонарушениями.
Ограничение пределов уголовной ответственности в законе должно находить подкрепление в профилактической ориентации органов уголовной юстиции. Однако эту задачу легко провозгласить, но чрезвычайно сложно осуществить практически. На пути ее решения существует целый ряд объективных и субъективных препятствий, имеющих определенные исторические корни. Нельзя забывать, что, начиная с 30-х годов, деятельности правоохранительных органов в СССР имели необоснованно карательную направленность, под которую приспособили соответствующие организационные формы и профессиональное правосознание.
Причем огромная опасность сложившихся в те годы методов борьбы с преступностью и социального управления в целом состояла не только в том, что жертвами несправедливых репрессий стали многие невинные граждане, но и в том, что сталинизм существенно способствовал дегуманизации всей общественной жизни, что особенно ярко проявилось в сфере уголовного судопроизводства. Нужно со всей откровенностью признать, что «карательно-обвинительный уклон» в практической уголовной политике имеет исторические традиции, психологическую подоплеку и организационно-правовую основу.
Думается, что отдельные разрозненные мероприятия, направленные на повышение эффективности предупреждения преступных деяний, положения дел радикально не улучшает. Нужен единый законодательный акт о профилактике преступлений, в котором были бы определены основные цели и принципы профилактической деятельности, задачи и функции правоохранительных и других государственных органов и общественных формирований, критерии оценки эффективности предупреждения преступлений, обязанности конкретных должностных лиц по организации и проведению профилактических мероприятий и т.п.
Редакция ст. 23 УК РФ вызывает множество вопросов и в первую очередь – можно ли расценивать состояние опьянения в качестве смягчающего или отягчающего обстоятельства? В правоприменительной практике и юридической литературе в основном признают возможность признания смягчающим обстоятельством опьянение при индивидуализации уголовной ответственности и назначении наказания (например, принудительное доведение до опьянения). Однако опьянение не может быть признанным таковым в трех случаях:
1) если субъект намеренно привел себя в состояние опьянения с целью облегчения совершения преступления;
2) если субъект намеренно привел себя в состояние опьянения, полагая, что его состояние в дальнейшем будет расценено как обстоятельство, смягчающее наказание;
3) если субъект заранее знал или имел все основания предполагать, что под влиянием или в результате такого состояния, в которое он намеренно себя привел, им будет совершено преступление. 1
В заключение следует сказать, что в каждом случае, когда выявлены основания и поводы криминализации определенного вида деяний, реакция государства не должна ограничиваться только введением уголовно-правового запрета и организацией карательной деятельности. В подобного рода ситуациях необходимы разработки и внедрение комплексной программы борьбы с данным общественно опасным посягательством, в которой бы предусматривались система увязанных между собой общесоциальных, специально-криминологических и правовых мер и где уголовной ответственности отводилось бы подобающее место – место крайнего и вынужденного средства.
Как известно, все наши представления (утверждения и идеи), так же как и явления материального мира, находятся между собой во взаимосвязи. В силу этого всегда и повсюду каждое существует лишь посредством другого. Одну из разновидностей всеобщих связей и выражает категория «основание». В научно-философском смысле основание означает базис, первоначало, фундамент, на что опирается или из чего исходит нечто другое - явление или процесс, действие или событие, мысль или вещь.
Философы вкладывают в понятие «основание» два смысла: (1) логическое основание (основание познания), под которым понимают суждения или идеи, на которые опираются другие суждения и идеи; (2) реальное основание (основание бытия) - явления или вещи, из действительности которых вытекает действительность других явлений или вещей; основание бытия иначе называют причиной. Действительно, каждое событие или явление материального и нематериального мира должны иметь свою первооснову: вещи, чтобы существовать, нуждаются в причине, утверждения - в основании.
Что касается причинности, как и любой закон, она имеет определенную сферу своего проявления и пределы своего применения. Во-первых, причинность касается исключительно изменений и объясняет такие изменения, которые происходят в окружающем человека мире. Изменения как переход из одного качественно определенного бытия в качественно другое бытие выражаются в смене состояний какого-либо процесса или явления во времени. Отсюда, указанный закон регулирует такие отношения, в которых предшествующее состояние называется причиной, последующее - следствием, а связь между названными состояниями - причинной связью. Изменение может наступить только вследствие того, что ему предшествует другое изменение, которое необходимо влечет его за собой. Эта необходимость и есть причинная связь. Во-вторых, закон причинности, объясняя изменения в окружающем человека мире, утверждает, что не явление есть причина другого явления, а изменение одного состояния выступает причиной изменения другого состояния. Соответственно, явления или процессы, действия или события следуют друг за другом, а не друг из друга.
59
А. Г. Безверхов
Имущественные преступления
В свете вышеизложенного, под основанием уголовно-правового запрета следует понимать те явления и процессы, которые порождают потребность общества в уголовно-правовой охране наиболее важных социальных отношений и вызывают необходимость принятия, изменения или отмены уголовно-правовых норм, регулирующих эти отношения. Словом, это то, что определяет или устраняет уголовную противоправность конкретных форм социального поведения1.
Факторы, вызывающие возникновение, изменение или прекращение действия уголовно-правовой нормы, носят криминогенный или антикриминогенный характер. В первом случае соответствующие детерминанты выражаются в появлении и распространении общественно опасных деяний, причиняющих существенный вред или создающих угрозу причинения существенного вреда личности, обществу или государству. Во втором - в сокращении форм преступного поведения или уменьшении степени общественной опасности тех или иных видов преступности.
Криминогенные трансформации влияют на законотворческий процесс, всякий раз побуждая законодателя более или менее точно выражать в уголовном законе новые тенденции и характеристики преступности. Критический пересмотр и обновление уголовного законодательства имеют под собой прежде всего криминологическое обоснование, заключающееся в изменении криминогенной ситуации в социуме. Уголовный закон должен адекватно отражать криминогенное состояние общества; изменение и дополнение уголовного закона должны быть криминологически обоснованными. Не случайно одним из основных концептуальных положений текущего совершенствования и реформирования уголовного законодательства является необходимость его приведения в соответствие со сложившейся криминологической реальностью2. Отсюда, криминологически необоснованным следует признавать закон, который не соответствует криминогенным реалиям.
Основание уголовно-правового запрета следует отличать от основания уголовной ответственности. Проблема основания уголовной ответственности - одна из центральных проблем уголовного права, от практического решения которой во многом зависят масштабы и пределы применения уголовной репрессии, ее социально-политическая направленность. Следует подчеркнуть, что категории «основание уголовно-правового запрета» и «основание уголовной ответственности» не являются равнозначными. Основа-
1 См.: Основание уголовно-правового запрета. М.: Наука, 1982. С.5 и др. В данной работе наряду с категорией «основание уголовно-правового запрета» используется понятие «основание криминализации». Последнее обозначает «те процессы, происходящие в материальной и духовной жизни общества, развитие которых порождает объективную необходимость уголовно-правовой охраны тех или иных ценностей», «то, что создает действительную общественную потребность в уголовно-правовой новелле, внутренняя необходимость возникновения правовой нормы» (см.: Там же. С.204-205). Как видно, указанные категории являются тождественными. 1См.: Пояснительная записка к проекту Уголовного кодекса Российской Федерации // Рос. газета. 1995. 25 января.
60
Имущественные преступления:
ние уголовной ответственности - это совокупность указанных в уголовном законе объективных и субъективных обстоятельств содеянного, необходимых и достаточных для применения уголовно-правовой нормы. Тогда как основание уголовно-правового запрета - комплекс причин возникновения и изменения самих уголовно-правовых норм. Между тем указанные категории взаимосвязаны. Основание уголовно-правового запрета определяет основание уголовной ответственности, то есть при формулировании в уголовном законе основания ответственности законодатель учитывает основание криминализации. При этом основание уголовной ответственности должно быть несколько «шире» основания уголовно-правового запрета в целях обеспечения эффективного применения уголовно-правовой нормы.
Криминогенные процессы, происходящие в имущественной сфере, также требуют своего адекватного отражения в Особенной части УК. Уголовно-правовые нормы об имущественных преступлениях не могут оставаться неизменными в условиях происходящих криминогенных трансформаций в сфере экономики. В противном случае уголовный закон теряет свой предупредительный потенциал. Отсюда, основание уголовно-правового запрета в сфере имущественных отношений - это те криминогенные явления и процессы, которые обусловливают необходимость уголовно-правовой охраны имущественного порядка, сложившегося в сфере экономики и, соответственно, принятия, изменения или отмены уголовно-правовых норм об ответственности за имущественные преступления.
Необходимость криминализации тех или иных общественно опасных форм поведения в имущественной сфере возникает всякий раз, когда происходят существенные криминогенные изменения в мире экономики. Прежняя система норм об имущественных преступлениях уступает место новому нормативному образованию, способному отразить натиск преступности в соответствующей сфере и предупредить распространение прежде неизвестных видов имущественных посягательств.
Факт обусловленности человеческого поведения вообще определяет обусловленность и преступного поведения людей. Преступность - явление детерминированное и поддается причинным объяснениям. «Как социальное явление, - писал С.Е.Вицин, - преступность подчиняется действию объективных социальных факторов»1. Также и по мнению А.М.Яковлева, «никакое социальное явление (прежде всего - преступность) не может быть удовлетворительно объяснено «из самого себя», взятое изолированно от той более общей структуры, частью которого изучаемое социальное явление служит»2. Изменения состояния преступности обусловлены действием множества факторов различной природы. Ту же мысль можно выразить словами: преступность «является результатом длительного действия сложных
1 Вицин СЕ. Моделирование в криминологии: Учебное пособие. М., 1973. С.24.
1См.: Ли Д.А. Преступность в структуре общества. М.: Информационно-издательское агентство
«Русский мир», 2000. С.8.
61
А. Г. Безверхов
Имущественные преступления
факторов, определивших на известной территории жизнь народа и обусловивших все явления, характеризующие эту жизнь»1.
Среди комплекса факторов, обусловливающих распространение общественно опасного поведения в имущественной сфере и изменение форм указанного поведения, основными являются факторы экономического характера. Как известно, динамика преступности проявляется в следующих количественных и качественных криминогенных переменах: в уровневых колебаниях и структурных сдвигах2. В этом смысле изменчивость есть способность преступности реагировать на воздействие тех или иных экономических факторов уровневыми и структурными изменениями. Так, экономические кризисы оказывают усиливающее влияние на рост имущественной преступности3. Экономические трансформации, то есть переход общества от одной экономической системы к другой, приводят к сдвигам в структуре имущественной преступности. Имущественная преступность под экономическим углом зрения представляет собой своеобразный результат «приспособления» асоциальных потребностей, криминальных способностей, своекорыстных устремлений человека к изменяющимся экономическим условиям. В этой связи очередное возрастание и (или) качественное изменение характера и движущих мотиваций криминогенных процессов в сфере имущественных отношений - одно из закономерных следствий происходящих перемен в сфере экономики. Тем самым, имущественная преступность получает экономическое обоснование.
В рамках исследуемой проблематики обращает на себя внимание структура преступности. Под структурой преступности в криминологии понимается показатель, обозначающий «качественный состав преступности, то есть наличие и число преступлений различных групп и видов в их общем количестве»4. Структура преступности выступает реальным прообразом как системы преступлений, закрепленной в уголовном законе, так и научной классификации преступных деяний. В этом смысле система и классификация преступлений, в том числе и имущественного характера, есть идеализированная модель ее действительной структуры.
Как структура преступности характеризует соотношение видов преступности, так и структура имущественной преступности выражает разнообразие ее видов. Изменение в структуре преступности связаны с процессом видообразования криминального поведения. Этот процесс выражается в появлении новых видов общественно опасных деяний, изменении их общественной опасности и утрате этими деяниями со временем социально опасного характера. Трансформации в структуре имущественной преступности также принимают три направления: 1) появление и распространение
1 Ван-Кан Ж. Экономические факторы преступности. М., 1915. С.312.
1См.: Криминология: Учебник / Под ред. Н.Ф.Кузнецовой, Г.М.Миньковского. М.: БЕК, 1998.
С.96.
3 См.: Шнайдер Г.Й. Криминология. М.: Издательская группа «Прогресс»-«Универс», 1994. С. 159.
4 Вицин СЕ. Указ. соч. С.32.
62
Имущественные преступления:
историко-экономический анализ
новых видов общественно опасного поведения в имущественной сфере; 2) изменение характера и степени общественной опасности тех или иных видов имущественного поведения, наказуемого уголовным законом; 3) отмирание и исчезновение некоторых видов социального опасного поведения в области имущественных отношений.
Многие виды имущественных преступлений, отраженные в прошлых системах отечественного законодательства, неизвестны современному праву России или отнесены им к другим группам преступных посягательств. Например, согласно действующему УК общественно опасные виды банкротства признаются преступлениями в сфере экономической деятельности (ст.ст.195-197), тогда как по Уголовному Уложению 1903 г. указанные деяния были отнесены к случаям наказуемой недобросовестности по имуществу (ст.ст.599-603). Другие имущественные преступления претерпели существенные модификации. Так, мошенничество, которое в современном уголовном законодательстве признается одной из форм хищения чужого имущества, прежде составляло самостоятельный вид имущественных преступлений или даже рассматривалось в виде группы имущественных посягательств, совершаемых путем обмана (глава 33 «О мошенничестве» Уголовного Уложения). Присвоение и растрата также потеряли в действующем УК былую характеристику преступлений, заключающихся в необоснованном обогащении без нарушения владения (ст.ст.574 и ч.З ст.578 Уголовного Уложения), и рассматриваются в качестве форм хищения. Злоупотребление доверием - известное современному праву как способ совершения некоторых имущественных преступлений (ст.ст.159 и 165 УК)1, ранее составляло группу общественно опасных посягательств, совершаемых в сфере имущественных отношений (ст.ст.577-580 Уголовного Уложения). Таким образом, структура имущественной преступности - феномен, меняющийся с течением времени под воздействием, главным образом, экономических детерминант.
Между тем нельзя чрезмерно абсолютизировать преобладающее влияние экономического фактора как на уровень, так и структуру имущественной преступности. Отношения между экономическими процессами и определенным состоянием преступности в имущественной сфере носят сложные и далеко не однозначные зависимости. Во-первых, экономика - часть системы более высокого порядка - общества. Экономические отношения многими нитями связаны с другими социальными институтами и структурами. Поэтому изменение криминогенных процессов в области имущест-
1 Следует указать, что в п.«м» ч. 1 ст.63 УК называется такое отягчающее наказание обстоятельство как совершение преступления с использованием доверия, оказанному виновному в силу его служебного положения или договора. В этой связи представляется, что вышеуказанный способ имущественных преступлений было бы правильнее именовать не «злоупотребление доверием» (категорией, скорее, обозначающей вид преступного деяния, чем способ его совершения), а «использование доверия, оказанного виновному в силу договора, служебного положения или иных оснований» либо просто - «использование доверия».
63
А. Г. Безверхов
Имущественные преступления
венных отношений не может обусловливаться исключительно факторами экономического характера. Функционирование имущественной преступности происходит под известным влиянием факторов различной природы, специфичных для той или иной страны: исторических, культурных, национально-традиционных, политических, идеологических, морально-этических, наконец, природно-климатических. Каждый из них по-своему определяет течение криминогенных процессов в имущественной сфере. Поэтому конкретное состояние имущественной преступности является (в более строгом смысле) следствием взаимодействия всех этих моментов, всей этой «группы параллелограммов сил». В связи с этим уместно вспомнить справедливое замечание С.В.Познышева о влиянии разнообразных факторов на генезис имущественной преступности. Этот ученый-юрист писал, что указанные посягательства кажутся особенно тесно связанными с экономическими условиями современного общества. Однако они несомненно останутся и при всех мыслимых улучшениях общественной жизни, о которых только можно в настоящее время серьезно рассуждать. Конечно, может значительно сократиться число их, по крайней мере, некоторых из них. Но все-таки они останутся в жизни, так как невозможно представить себе, чтобы исчезли все воспроизводящие их факторы. А факторы эти не одна только бедность и нужда, а и слишком сильная у людей жажда наживы, чрезмерная наклонность к разным чувственным наслаждениям, для удовлетворения которых не хватает законных источников и средств, незнание своего ремесла и нелюбовь к труду, зависть, ненависть, месть и т.д.1
Итак, проблема основания уголовно-правового запрета в сфере имущественных отношений - это вопрос о влиянии экономических закономерностей на течение криминогенных процессов в имущественной сфере, с одной стороны, и отражении происходящих криминогенных перемен в уголовном законодательстве об ответственности за имущественные преступления - с другой. Эту невидимую связь, которая складывается между экономикой, имущественной преступностью и уголовным законом, можно выразить в следующей формуле: структурно-системные преобразования экономических отношений собственности обусловливают изменение преступности в сфере имущественных отношений, что, в свою очередь, требует понятия, изменения и(или) уголовно-правовых норм об ответственности за преступления в имущественной сфере.
Основание уголовно-правового запрета в имущественной сфере находит свое выражение в известном влиянии экономической системы на правовую. Такое воздействие носит необычный характер. Экономические процессы и явления могут влиять на уголовный закон, если они воспроизводят общественно опасное экономическое поведение. Кроме того, действие экономических факторов нельзя понимать так, что они прямо и непосредст-
1 См.: Познышев СВ. Особенная часть русского уголовного права: Изд. 3-е, испр. и доп. М., 1912. С.190.
64
Имущественные преступления:
историко-экономический анализ
венно «порождают» преступность. Здесь необходимо принимать во внимание известные особенности причинных отношений: не явление есть причина другого явления, а изменение одного состояния выступает причиной изменения другого состояния. Отсюда, изменение экономических условий необходимо влечет за собой изменение криминогенных процессов в имущественной сфере. Равным образом, и имущественная преступность не «плодит» законов. Криминогенные трансформации, происходящие в имущественной сфере, обусловливают изменение уголовного законодательства об имущественных преступлениях.
Очевидно, что сказанное требует обоснования, способ которого зависит от выбора методологического средства исследования. Так, в современной отечественной криминологии подчеркивается, что имущественная преступность органически связана с определенной системой социально-экономических отношений (формацией)1. На наш взгляд, генезис рассматриваемого вида преступности обусловлен, прежде всего, системно-структурными трансформациями в сфере экономики.
Как известно, экономика есть система отношений, складывающихся в связи с производством, распределением, обменом и потреблением благ. Наличие в экономике системных связей и свойственных ей системных признаков позволяет рассматривать последнюю в определенный исторический период как экономическую систему. В этом смысле экономическое развитие общества представляет собой историческую цепь последовательно сменяющих друг друга экономических систем. Экономические системы отличаются многообразием типов. Особое внимание обращает на себя типология экономических систем в зависимости от следующих признаков: 1) формы собственности, преобладающей в экономике определенного типа, и 2) основного способа организации экономической деятельности (формы хозяйствования). На основании указанных признаков в современной экономической литературе различают традиционную, плановую и рыночную экономики2.
Отличительные признаки традиционной экономики состоят в доминировании (1) общинной формы собственности на основные средства производства и (2) натурально-общинных форм хозяйствования. В плановой экономике преобладают (1) государственная собственность и (2) государственное регулирование экономических отношений. Особенности рыночной экономики - (1) многообразие форм собственности и (2) основанный на свободной конкуренции механизм регулирования экономических процессов3.
1 См.: Криминология: Учебник / Под общ. ред. А.И.Долговой. М.: Издательская группа ИН-ФРА.М - НОРМА, 1997. С.469-470.
1См.: Мамедов О. Указ. соч. С.81-130; Экономика: Учебник / Под ред. А.С.Булатова. С.16. 3 См.: Гусейнов Р. История экономики России: Учебное пособие. Новосибирск: ООО «Издательство ЮКЭА», 1998. С.33; Нуреев P.M. Курс микроэкономики. С.60-63; Нуреев P.M. Политическая экономия. Докапиталистические способы производства: Основные закономерности развития: Учебное пособие. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1991. С.81; Основы теории переходной экономики (вводный курс). С.9-11; Экономика: Учебник / Под ред. А.С.Булатова. С.19-21.
65
А. Г. Безверхов
Имущественные преступления
Эти типы экономики отличаются друг от друга не только по названным экономическим признакам. Они имеют неодинаковые криминологические характеристики и, соответственно, обусловливают существенное различие в системе и содержании уголовно-правовых запретов, действующих в сфере имущественных отношений. Отсюда, методологическую основу этой части исследования составляет историко-экономический анализ: развитие законодательства об имущественных преступлениях связывается с криминогенными трансформациями в имущественной сфере, происходящими в связи с переходом общества от одного типа экономики к другому. Возможно, что такой методологический подход не является универсальным, но он оказывается весьма эффективным при исследовании имущественных преступлений по уголовному праву России, «испытавшему» влияние всех трех из названных выше экономических систем.
Objective: to determine the place of criminal law prohibitions in the formation, development and functioning of the Soviet legal discourse. Methods: dialectic approach to the research of social phenomena, which allows to analyze them in historical development and functioning in the context of the unity of the objective and subjective factors, as well as post-modern paradigm, giving the opportunity to explore the legal reality at different levels, including the law-interpretation one. Dialectical approach and postmodern paradigm have determined the choice of specific research methods: comparative, hermeneutics, discursive, formally legal. Results: basing on the analysis of normative-legal acts regulating criminal legal relations in the USSR, the development of the Soviet criminal law was considered, since its emergence to termination of existence. Conclusion on its restrictive nature was made, which was in line with the main task of this sector of law - the protection of the Soviet system and socialist property from criminal encroachments...
Objective: to determine the place of criminal law prohibitions in the formation, development and functioning of the Soviet legal discourse. Methods: dialectic approach to the research of social phenomena, which allows to analyze them in historical development and functioning in the context of the unity of the objective and subjective factors, as well as post-modern paradigm, giving the opportunity to explore the legal reality at different levels, including the law-interpretation one. Dialectical approach and postmodern paradigm have determined the choice of specific research methods: comparative, hermeneutics, discursive, formally legal. Results: basing on the analysis of normative-legal acts regulating criminal legal relations in the USSR, the development of the Soviet criminal law was considered, since its emergence to termination of existence. Conclusion on its restrictive nature was made, which was in line with the main task of this sector of law - the protection of the Soviet system and socialist property from criminal encroachments. The normative regulatory basis of criminal law prohibitions determined the general nature of the Soviet legal discourse, which was designed to prove the necessity and expediency of such means of protecting public and state interests in the period of building communism. Scientific novelty: on the basis of use of the complex classical and post-classical methods, the article for the first time studies the role of criminal law prohibitions in the development of Soviet legal discourse. Practical value: the key issues and conclusions of the article can be used in scientific and pedagogical activity, while researching the issues of the nature and trends of development of the Soviet criminal law.
Дошедшие до нас многочисленные законодательные памятники cреднeвекoвья: «Саксонское зерцало» (1221-25 гг.); Яса Чингисхана (ХП в.);«Швабское зерцало)) (1250-88 гг.); Силезское земское право (конец XIV в.); Законы Касым-хана (1511-23 гг.); «Каролина» (1532 г.); Есим-хана (15981-1645 гг.) «Жeтi-Жаргы» и другие - свидетельствуют об усилении чеpт, характерных для права эпохи рабовладения. Уголовное право средних веков являло собой систему неприкрытого насилия, террора и нормативно закрепленного неравенства перед законом различных классов и сословий - право сильного: крупные феодалы устанавливали в передаваемых по наследству ленах свои законы, свое право, характеризовавшееся исключительной жестокостью.
Многочисленные примеры политического насилия предоставляет история нашего ближайшего соседа - России. Как первый террористический aкт на Руси, по-видимому, можно рассматривать убийство князей Бориса и Глеба, первых святых канонизированных русской православной церковью. После смерти в 1015 г. князя Владимира I киевский стол был захвачен старшим сыном- туровским князем Святополком. для того чтобы обезопасить свое княжество от возможных притязaний двоюродных братьев - ростовского князя Бориса и князя муромского Глеба, Святополк принял незамедлительные меры к физическому уничтожению братьев: убийство князя Бориса совершили «мужи боярские» Путша, Талец, Еловит и Ляшко, а Глеба, обманом выманенного из Мурома, по наушению подосланного Горясера зарезал повар муромского князя Торчин.
В казахском праве преступные деяния насильственного и корыстно-насильственного характера (убийство, разбой, грабеж, нападение на аул, барымта и так далее) рассматривались как преступления против спокойствия и безопасности общества, что нашло отражения в нормативно--правовых актах того времени.
Одним из первых на территории Казахстана законодательных пaмятников, содержaщих упоминание о наказании за преступления против общественной безопасности, является Яса, изданная в период правления Чингисхана: «Кара смертью была воздаянием за убийство, кражу, грабеж, чародейство и так далее простым людям отрубали голову, а людям высокого происхождения ломали позвоночник, так, чтобы кровь оставалась в теле убитого - убитый мог возродиться к новой жизни. За менее тяжкие преступления полагалась ссылка в Сибирь или наказание штрафом».
В казахском обычном праве факторами, огpаничивающими агpeссивное поведение, являлись кровная месть и выкуп за преступление - «кун». В первой половине XVП века три великих бия трех жузов - Толе би, Казыбек би и Айтеке би составляют вместе с ханом Тауке исторический документ «Жeтi-Жаргы» - семь заповедей, семь установлений - кодекс обычного права казахов.
Обычай кровной мести возник и развивался в условиях бесклассового общества как необходимое cpeдствo защиты кровнородственного союза от нападения со стороны другого рода, как основное условие самосохранения и успешной борьбы за существование.
Самого незначитeльного повода или оскорбления было достаточно для казаха-кочевника, чтобы встать на путь кровной мести. Неисполненная месть могла переходить из поколения в поколение, парализуя хозяйственную жизнь обеих сторон, и нередко заканчивалась истреблением всей трудо-, обороно- и репродуктивной способной части враждующих племен, что обусловливало необходимость выработки менее разрушительных форм социального контроля. Таким образом, в Казахстане появился институт выкупов - «кун», то есть платы за преступление. (Ахметова Н.С. Институт «кун» в обычном праве казахов и его отмена Советской властью. Алматы. Онер 1993г.)Обычай кровной мести и система композиций имели целью предупреждение особо опасных преступных деяний. Род был заинтересован в недопущении совершения подобных пpeступлений своим сородичем, так как вышеуказанныe наказания носили коллективный характер, предполагая не столько индивидуальную, сколько родовую ответственность.
Так, в Законах Касым-хана, Есим-хана, Уложениях Тауке-хана наказание в виде уплата «куна» предусматривал ось за такие преступные деяния, как воровство, убийство, гpабеж, нападение.
Один из первых актов терроризма в истории Казахстана, по нашему мнению, относится 1709. В России после подавления антипpaвителъственного восстания Кондратия Булавина, многие тысячи восставших сбежали от грозившего им со стороны Петра I сурового наказания на Дон, далее, переправившись через Дон, - в просторныe казахские степи. Большинство этих беглецов были отпетыми головорезами, которые совершали налеты на мирные казахские аулы, подвергали их жестокому огpаблению, отняв землю, скот, при этом зверствовали - убивали и насиловали, залили степь кровью. Тауке-хан поручает Абулхаиру и батыру Богенбаю навести порядок на родной земле, которые выполнили свой долг с честью».
Казахское обычное право к наказуемым относило также следующие виды нарушений общественного спокойствия и безопасности:
- а) распространение ложных слухов;
- б) наезд с шумом или криком на аул;
- в) нарушение порядка на общественных празднествах, поминках.
В ХVII и XVIII вв. В период ханского управления, когда люди жили под страхом постоянного нападения со стороны соседних родов и племен, а личная безопасность каждого члена общества не была гарантирована органами государственной власти, распространение ложных слухов, вызывающих общую тpeвогy среди населения, рассмаривалось как тяжкое посягательство, гpубо нарушающее общественное спокойствие и безопасность. Tpeвoгy среди населения вызывали слухи о приближении неприятеля, угоне барымтовщиками скота. У целого аула и тому подобные. Так, ответственность за распространение сеющих панику ложных слухов, то есть - в современном понимании - психологический террор, была предусмотрена, в частности, ст. 113 Сборника казахского адата 1824 г.
Как правонарушение, посягающее на общественное спокойствие и безопасность, по нормам казахского обычного права, рассматривался наезд с шумом или криком на аул с требованием выдачи липа, подозреваемого в совершении какого-либо преступного деяния, что являлось одной из форм проявления феодально-байских самоуправных действий. Состав данного правонарушения был установлен в Сборнике казахского адата 1871 г.: «...подскакивание с шумом к аулу, в котором задержан провинившийся в чем-либо человек, с дерзким требованием выдачи последнего и объявлением противном случае драки и убийства» - виновный подвергается как нарушитель спокойствия и тишины в ауле аипу не менее одного тогyзa. Такой поступок у киргизов называется «аулга ат ждyrypтy}}. Объектом подобного рода нападения оказывалось не лицо, совершившее преступное деяние, а его родственники, аульные старшины или одноаульцы.
Во второй половине XIX в. в казахском обычном праве появляется норма, предусматривающая ответственность за нарушение порядка на общественных празднествах и поминках. Так, в Сборнике казахского адата 1871 г. установлено: «За нарушение общественного увеселения на празднествах и поминках по умершим ссорой или дракой виновные, нарушившие торжество собрания, подвергаются взысканию в пользу хозяина собрания или празднества».
«Устав о сибирских киргизах» 1822 г. к тяжким преступлениям относит явное неповиновение властям, а в «Положении об управлении оренбургскими киргизами» от 14 июня 1844 г. криминализуются такие преступные деяния, как измена, разбой, барымта и возмущение соплеменников против правительства.
Впервые получившее письменное oформление в «Рyсской правде» (списки ХIII в.), включавшей отдельные нормы обычного «Закона Русского», Правду Ярослава Мудрого, Правду Ярославичей, Устав Владимира Мономаха и недифференцированно регламентировавшей решение вопросов о защите жизни и имущества княжеских дружинников и слуг, положении феодалъно-зависимых людей, уголовного, процессуалъного, семейного, обязательственного и наследственного права, средневековое русское уголовно - законодательство получило свое дальнейшее развитие в Псковской Судной грамоте 1457 г. В соответствии с данным нормативно-правовым актом преступным считaлось посягательство не только на личность и собственность, но и на интeресы государства.
Термин «преступление» на Руси впервые встречается в летописных рассказах XIV в. Законодательным критерием, обусловившим установление соответствующих уголовно-правовых запретов, являлась серьезность нарушения интeресов правящих классов и государства. Судебник 1497 г. к тяжким преступным деяниям относит «лихие дела», в составе которых уме выделялись государственные преступления, каравшиеся смертной казнью. К государственным преступлениям, в частности, был отнесен «подым», то есть призыв к восстанию.
Первые попытки определения и криминализации деяний террористического характера следует отнести к XVI В., когда в русском законодательстве появилось и начало развиватьcя понятие «xитpocтъ» (аналог прямого умысла в современном праве). Появление этого признака «предумышления» было весьма важно для объективной оценки сущности и содержательной стороны актов терроризма, так как последние не могут совершатьcя случайно, по неосторожности, а предполагают наличие ясной цели и «злого» умысла. Термин «xитpocть» весьма широко используется уже в Судебнике 1550 г.
Трансформировавшись в течение столетия в «умышление», это уголовно-правовое понятие в Соборном Уложении 1649 г. представлено в трех формах: умышление татей на убийства; воровской умысел, то есть совершение тяжкого общеyгoловного преcтyпления организованной преступной гpyппой; государственные преcтyпления и посягательства против государя (умышление на его здоровье, на завладение государством, на поджог города и другие).
В Судебнике 1589 г. наметились признаки формирования субъекта террористической деятельности, так как именно в этом правовом акте проводится разгpаничение виновных лиц по видам преступной деятельности: тать, разбойник, зажигатель, гpабитель, миропродавец, душегyб, государственный убийца, крамольник и так далее.
В средневековье не могло идти и речи о криминализации актов террора, осуществляемых самодержцем в отношении собственных подданных. Так, борьба Ивана IV Грозного с боярской оппозицией проводилась преимущественно методами террора. В 1565-1584 гг. были казнены десятки представителей древних княжеских родов, в частности Александр Горбатый-Шуйский, его сын Петр, их родственники Ховрины, Иван Сухин-Кашин, Дмитрий Шевырев, Петр Горенский-Оболенский, Иван Куракин, Дмитрий Немой и других, что же касается менее привилегированных сословий, то вначале 1570г. в результате усмирения опричниками одного только Великого Новгорода погибло более 1500 горожан. Борис Годунов при возникновении малейшей угрозы своей власти предпринимал безотлагательные меры для психологического подавления и физического устранения политических противников - князей Шуйских, Татьевых, Урусовых, Колычевых, Быкасовых и других. Екатерина II в 1762 г. стала самодержицей, отлучив от власти и фактически санкционировав убийство своего супруга - Петра III. В 1801 г. заговорщиками был убит император Павел I, в результате чего к власти пришел его сын Александр.
Следует отметить, что метод «ferтo ignique» разрешения проблемы политического противостояния не есть способ исключительно российского администрирования: и в средневековье, и в новое, и отчасти в новейшее время тактика жестокого подавления властью недовольства или инакомыслия масс применялась в Европе (да и во всем мире) практически повсеместно. Например, во Франции 24 aвгycтa 1572 г. длительная конфронтация католической и протестантской конфессий «увенчалась» так называемой Варфоломеевской ночью - в результате массовой резни, организованной Екатериной Медичи и герцогами Гизами, в Париже за одну ночь было физически уничтожено более 2000 французских гугенотов. В Англии суровые аитикатолические законы привели в 1605 г. к так называемому «пороховому заговору». Задуманный заговорщиками взрыв парламента не удался, и инсургенты были публично казнены.
В средние века в некоторых государствах Европы, в частности в России, преступления террористической направленности определялись термином «воровство», обозначавшим всякое преступное действие, включая и государственные преступления. В. Даль толкует слово «вор» как «мошенник, бездельник, обманщик; изменнuк; разбойнuк» .
Преступления против общественной безопасности были известны со времен Петра I, который в начале ХVIII в. создал инcтитут фискалов. Глава фискалов (обер-фискал) состоял при Сенате, который «ведал фискалов». Одновременно фискалы были и доверенными лицами императора. Последний назначал обер-фискала, который приносил присягy царю и был ответственен перед ним. Указ от 17 марта 1714 г. определил компетенцию фискалов: проведывать про все, что «ко вреду государственному интересу быть может»; докладывать «о злом умысле против персоны его величества или измене, о возмущении или бунте», «не вкрадываютcя ли в государство шпионы». В 1718 г. была образована тайная полиция, которая ведала сыском и преследованием по политическим преступлениям (дело царевича Алексея).
В Уложениях и Сводах законов того времени терроризм понимался как бунт, заговор, смута. По С. И. Ожегову, «бунт» - стихийно возникающее восстание, мятеж, робкие попытки борьбы, обреченные на неудачу; «заговор» - тайное соглашение о совместных действиях против власти в политических и иных целях; «смута» - мятеж, народные волнения, раздоры, ссоры, беспорядки.
В упомянутых выше определениях содержатся отдельные элементы современного понятия терроризма: «бунт» - уголовно-правовой термин, обозначающий вообще насильственное посягательство на власть и существующий порядок правления; «заговор» - сообщество, поставившее себе целью ниспровергнуть существующий государственный порядок или установленную власть; «смута» - государственные преступления и проступки, которые: как не разрушающие и не пытающие разрушить самого бытия государства, не соответствуют признакам мятежа и измены, но все же непосредствено нарушают внутреннюю или внешнюю безопасность государства и тем отличаются от случаев противодействия власти, создающих лишь препятствие для правительственной деятельности. По мнению С. С. Галахова, под «смутой» понималось участие в преступном, противозаконном сообществе, порицание власти и возбуждение к противодействию закону и законным постановлениям власти и к учинению преступных деяний. Именно в данных терминах квалифицировалась деятельность Степана Разина, Емельяна Пугачева в России; Исатая Тайманова, Срыма Датова, Кенесары Касымова в Казахстане, боровшихся против самодержавия.
Устрашение как одна форм терроризма, жестокость и неравенство наказаний, обусловленные сословными различиями людей, пронизывали всю систему уголовно-правовых норм средневековья. Смертная казнь, телесныe и особенно членовредительские наказания наиболее часто применяются в этот период. Лишение свободы применялось редко. Уложение Карла V, императора Священной Римской Империи, предусматривало смертную казнь за 44 вида преступных деяний, в том числе и за государственныe преступления; французское уголовное законодательство насчитывало 115видов преступлений, за которые предусматривалась смертная казнь, а в Англии смертная казнь применялась к 160 видам преступлений. Испанская инквизиция сожгла на кострах более 50000 человек за колдовство, а по подсчетам Вольтера, в Европе было сожжено более 100000 человек за распространение ереси. В царствование Генриха VIII в. Англии за одно только бродяжничество было казнено 72000 человек, а за свое полувековое пребывавшие на английском престоле королева Елизавета осуществила около 20000 казней. Смертная казнь предусматривалась не только за тяжкие преступления, но и за незначительныe проступки, в частности за участие в незаконных сборищах.
В XVIII в. Французская ревoлюция ознаменовала собой конец феодализма, но и таила в себе опасность распространения полной анархии, в связи с чем был создан один из первых инcтитутoв противостояния государственным преступлениям - Комитет обществетвенной безопасности, в функции которого входило уничтожение внутренних контрреволюционных элементов, создание новой армии, а также восстановление национальной экономики.
Во времена «белого террора» существовавшая судейская система не в полной мере обеспечивала правосудие: зашита и предварительный допрос обвиняемых были отменены и у судей был один выбор при вынесении приговора - оправдание или смерть. Основания для обвинения были довольно общими и широко трактуемыми, например: «пособничество планам врагов Франции; распространение пораженческих настроений, подрыв морального духа народа; подрыв чистоты революционных принципов; покушение на свободу, единство и безопасность Республики.. .». От 23 до 40 тысяч человек было казнено во время террора, последовавшего за французской революцией 1793-1795 гг.
Идеи Великой французской революции еще активнее стали проникать в Россию после победоносного завершения войны с Наполеоном I и возвращения русской армии из заграничного похода 1813-1814 гг. В частности, они сыграли не последнюю роль в идеологическом обеспечении подготовки и попытки осуществления государственного переворота 14декабря 1825г.
Восстание декабристов побудило российского императора Николая I усилить централизацию государственной власти, активизировать борьбу с тайными обществами и инакомыслием, ужесточить контроль за исполнением законов. В этих целях в России была создана тайная полиция, в функции которой, в частности, вменялось: собирать сведения о числе существующих в государстве разных сект и расколов; о всех состоящих под надзором полиции людях; высылать и размещать людей «подозрительных и вредных»; заведовать всеми местами заточения, в которых содержатся государственные преступники; наблюдать за поведением пребывающих в России иностранцев; осуществлять сбор сведений по компетенции полиции. Сотрудники тайной полиции взяли под жесткий контроль театральную жизнь, а чyть позже - и содержание периодических изданий и литературных произведений, активизировали розыскную деятельность в среде творческой интеллигенции, что свидетельствовало о понимании руководителями тайной полиции степени влияния печатной продукции на общественное сознание. Следя за умонастроениями в различных социальных слоях, сотрудники этой спецслужбы, исходя из анализа обстановки, прогнозировали ее будущее состояние, выявляли опасные тенденции и принимали меры к недопущению противоправных антигосударственныx и противомонархических проявлений.
В Своде уголовных законов 1832 г. особое значение имеет раздел «О пpecтyплениях государственных», в котором предусматривалась ответственность «за бунт или измену против Государя или Государства».
В «Уложениях о наказаниях yгoловных и исполнительных» 1845 г. также имелись составы гocyдapcтвенных преступлений, которые были выделены в отдельную группу. Однако наиболее полный перечень государственных прecтyплений был приведен в Уголовном уложении 1903 г.
Согласно проект Уголовного уложения 1895 г., сообщества, преступные по цели, подразделяются на сообщества: во-первых, преследующие цели социального переворота; во-вторых, имеющие в виду подготовку к изменению политического строя, но не делающие активных попыток к ниспровержению существующего государственного порядка. Противозаконные сообщества предполагают известную предварительную организацию и более или менее постоянную связь между несколькими лицами.
К основным направлениям терроризма в XIX в. относится подрывная деятельность анархистов и националистический терроризм. Анархизм далеко не всегда сводится к насилию. Но в прошлом веке отожествление анархизма с терроризмом стало общим местом, фактически сам термин «анархист» был равнозначен понятию «террорист». Почти все государства Европы и Америки пострадали от террористических действий анархистов. Наибольшим размахом анархистского движения характеризовались католические страны Южной Европы (Италия, Испания, Франция), где идеология анархизма распространялась в революционной среде. Анархистский терроризм стал привилегией представителей различных маргинальных слоев общества, не нашедших своего места в политической жизни.
Наиболее яркое явление терроризма XIX в. - терроризм русских народников. Среди множества групп, действовавших в 1870-80-е годы выделялась «Народная воля». «Иду работать в террор», - говорили Дмитрий Каракозов, Александр Ульянов и другие «народовольцы».
Еще в 1848 г. основоположник теории терроризма немецкий философ Карл Гейнцен доказывал: запрет убийства неприменим в политической борьбе, а физическая ликвидация сотен и тысяч людей может быть оправдана, исходя из высших интересов человечества. Концепция эта получила дальнейшее развитие в теориях М.А. Бакyнина и П. А. Кропоткина, которые выдвигали доктрину «пропаганды действием». Суть ее заключалась в том, что только террористические действия способны побудить массы к давлению на правительство.
Для того чтобы объективно оценить и правильно понять мотивацию, движyщие силы и цели противомонархического и антиправительственного терроризма, вспыхнувшего в последней четверти XIX в. В России, надо проанализировать сложившуюся к тому времени в русском обществе социально-политическую атмосферу. Определенный интерес в этом отношении представляет проведенное М.Ф. Одесским и Д.М. Фелъдманом историческое исследование «Поэтика террора». Авторы работы убедительно доказывают, что латинский по своему пpoисхождению термин «террор» пришел в Россию из Франции, где он был введен в политический лексикон жирондистами и якобинцами, объединившимися в 1792 г. для подготовки народного восстания и свержения «с помощью устрашения и приведения в ужас» Кабинета Министров при Людовике XVI.
Несмотря на то, что выстрел Д.В. Каракозова не достиг цели, он, тем не менее, способствовал переходу революционно настроенных группировок от теоретических рассуждений к террористической практике. Уже 25 мая 1867 г. во Франции А. Березовский стреляет (и также пpoмахивается) в АлександраII, когда тот вместе с Наполеоном и свитой проезжает через Булонский лес.
В 1866 г. при Канцелярии Санкт-Петербургского градоначальника был создано секретно-розыскное отделение, в задачи которого входила охрана императоров и профилактика государственных преступлений, включая террористические акты.
Определенную роль в популяризации и распространении идей террора в России сыграл С.Г. Нечаев. Будучи авантюристом от природы, он активно включился зимой 1868-1869гг. в студенческие волнения в Санкт-Петербурге и даже пытался взять на себя роль их лидера. В этом году он распространил слух о своём аресте и бегстве из Петропавловской крепости, после чего выехал за границу, где сблизился с анархистом М.А. Бакуниным и copaтником А.И. Герцена Н.П. Огаревым, принял учacтие в издании нескольких ультрареволюционных манифестов и написал «Катехизис революционера» - своеобразный кодекс, определяющий цели, жизненные принципы и правила поведения человека, посвятившего себя борьбе с существующим строем.
Призывы С.Г. Нечаева были взяты на вооружение некоторыми русскими революционерами, утвердившимися в мысли, что Россию можно привести к обществу социальной справедливости только через террор эти идеи встречали если не одобрение, то понимание в весьма широких слоях российской либеральной общественности. Доказательством справедливости этого утверждения является оправдательный приговор, вынесенный судам присяжнъrx народнице В.И. Засулич, 24 января 1878 г. стрелявшей в градоначальника Ф.Ф. Трепова и тяжело paнившей его.
Безнаказанность В.И. Засулич не могла не спровоцировать новые покушения. Так, в мае 1878 г. народник Г.А. Попко кинжалом заколол адъютанта начальника Киевского губернского жандармского управления Г.Э. Гейкинга, а 4 августа 1878 г. народник С.М. Степняк-Кравчинский точно таким же способом убивает в Санкт-Петербурге начальника Третьего отделения и шефа жандармов Н.В. Мезенцова, после чего скрывается с места прecтупления и уезжает в Швейцарию.
Пытаясь остановить эскалацию народнического террора, Александр II распорядился, впредь все политические убийства и насильственные действия рассматривать не в судах присяжныx, а передавать в ведение военного суда. Таким образом, активизация террористических проявлений со стороны революционеров детерминировала ужесточение репрессивныx мер со стороны властей.
Весной 1879 г. совершаются два неудачныx покушения на теракт: 13 марта cтyдeнтa Л. Мирского на нового главу Третьего отделения А.Р. Дрентельна и 2 апреля А.К. Соловьева на Александра II.
В 1882 г. министром внутренних дел был назначен граф Д.А. Толстой, человек образованный, умный и жесткий. Он развернул решительную и бескомпромиссную борьбу с революционерами. Были увеличены штаты сыскной полиции. Благодаря принятым мерам, уже к середине 1880-х годов была полностью ликвидирована еще совсем недавно мощная «Народная воля». 7 октября 1884 г. был схвачен один из руководителей организации Г.А.Лопатин, у которого были обнаружены списки ее членов. В результате удалось арестовать около 500 человек. Были пресечены попытки совершения ряда террористических актов (в частности, покушение на Александра III 1марта 1887 г., которое готовили студенты В.Д. Генералов, А.И. Ульянов, П.И. Андреюшкин, В.С. Осипанов и П.Я. Шевырев). Многие народовольцы после удачных операций полиции и широких арестов бежали за границу: в Париж, Берлин, Женеву.
В своей работе «Революционное движение в России» А.И. Спиридович так охарактеризовал террористическую деятельность эсеров: «Самой яркой работой партии является террор. Террористическая деятельность является для всей партии средством самозащиты и сохранения от вредных элементов шпионства и предательства».
Характерно что народовольцы и эсеры, одинаково активно используя террористические методы, различно оценивали его роль в политической борьбе. Так, Исполнительный комитет «Народной воли» рассматривaли террор как орудие возмездия и сплачивания своих рядов, придавая ему тем самым характер второстепенного, вспомогательного инструмента в политической борьбе. Эсерами же терpop воспринимался как главное средство, стержень тактики политической борьбы, вокруг которого в качестве дополняющих выступали иныe методы: забастовки; демонстрации, агитационно-пропагандистская деятельность.
Уголовно-правовые запреты и их последствия в виде наказуемости и иных последствий уголовно-правового характера в соответствии со ст. 3 УК РФ, как известно, определяются только законом, который принимается законодательной властью. Это, среди прочего, связано с тем, что законодатель обязан обеспечить общие интересы. Он стоит над частными и партикулярными, ведомственными и любыми иными интересами. Он формулирует уголовный закон, отражая интересы и учитывая последствия, которые существуют и проявляются в самых различных сферах социальной жизни. Поэтому уголовный закон регулирует воздействие отнюдь не только на лиц, склонных к преступлениям или могущих их совершить, но влияет и на правоохрану и судебную власть. Юридически и фактически он обращен к самому широкому кругу участников правового оборота, действующих в сферах, на которые распространяются задачи уголовного закона. Любой налогоплательщик, вовсе не желающий уклоняться от уплаты налогов, должен считаться с существованием ответственности за налоговые преступления. Статьи 198 - 199.2 УК РФ порождают, в частности, дополнительные налоговые риски. Наиболее осторожные предприниматели будут переплачивать налоги, желая избавиться от возможных уголовно-правовых претензий. Это может ухудшить конкурентоспособность как отдельного плательщика по сравнению с другими, так и общую конкурентоспособность российских товаров, приводя к ликвидации рабочих мест. То или иное решение проблемы уголовно-правовой конфискации при существующем, пусть порой несправедливом, недоверии к правоохране может самым серьезным образом сказаться на лицах, заключающих ипотечные договоры, увеличивая проценты по кредитам для страхования их возврата. Иногда такого рода определение круга адресатов уголовного закона не вытекает из его текста и усиливает неопределенность уголовно-правового регулирования. Только недавно законодатель изменял, например, ст. 195 УК РФ "Неправомерные действия при банкротстве". Но он сделал это так, что соответствующие риски возложены на неопределенный круг лиц, и запрет теперь обращен ко всем лицам, так или иначе имеющим отношение к банкротству, включая жену индивидуального предпринимателя, если она кому-нибудь передаст какую-либо вещь из кабинета мужа.
В связи с этим обязательным является выявление потенциального круга адресатов той или иной уголовно-правовой нормы, но не на основе теоретических суждений, а путем анализа механизма действия уголовно-правовой нормы, института и выявления обязанностей, возникающих у той или иной категории субъектов права.
Юристы поэтому должны основательнее рассматривать круг адресатов действия уголовного закона и вписывать свои соображения в целостную систему суждений социального, экономического, психологического и иного содержания.
Проверка релевантности, обоснованности и легитимности экономических аргументов в сфере уголовного правотворчества. Под экономическими аргументами в данном случае понимаются такие интеллектуальные средства, включенные в состав экономической науки и практики, которые дают возможность определить, что то или иное утверждение применимо для установления некоторых фактов или обоснования некоторых выводов. Легитимными они становятся применительно к уголовному праву, если сами они соответствуют Конституции РФ и общепризнанным принципам и нормам международного права.
Необходимость использования таких аргументов не нуждается в особом обосновании, и речь может идти только об обострении необходимости в них в меняющейся социальной обстановке. Собственно же поиск аргументов такого рода крайне сложен. Лишь в процессе дискурса и практики можно определить именно такой состав и такую аргументированность суждений юристов, равно как и степень ответственности за них, которые способны обосновать уголовный закон, обеспечивая его правовой характер, конституционность.
